Лета 7071

От пушкарей Федька проворно катил бочонок. Кто-то вызвался ему помогать, и вдвоем они быстро подкатили его к Ивану. Тот недобро глянул на Федькиного помощника, свирепо двинул челюстью.

– Подсобить вызвался, – поспешил выручить то ли себя, то ли своего помощника Федька.

– Кто таков?

– Нарядного головы Еремея Пойлова соцкий Малюта Скуратов, государь.

– Харя у тебя – волчья, соцкий! Хочешь мне послужить?

– Повели, государь!

– С зельем управляться можешь? Бочку сию выпалишь?

– Повели, государь!

– Вяжи его к бочке, – кивнул Иван на Шаховского.

Малюта сгреб Шаховского, бросил на бочку, будто ворох тряпья, и стал оплетать веревкой. Федька стоял рядом, смотрел, как ловко управляется Малюта, и у него сосало под ложечкой.

– Государь, помилуй! – дернулся Шаховский. – Христом-Богом молю тебя! Государь! Государь!

Стоявший неподалеку Токмаков тихо сказал Шаховскому:

– Умри достойно, князь. Пошто вопишь, власно холоп.

– Благодать те, боярин, – всхрипел Малюта, затягивая потуже веревку, – прям в рай угодишь.

У Федьки потемнело в глазах. Он почувствовал, что вот-вот упадет. Тогда он наклонился над Шаховским и стал помогать Малюте.

– Что руки-то трясутся? – гуднул Малюта в самое ухо Федьке.

Федька отдернул руки, затравленно посмотрел на Малюту – тот с презрением, густо плюнул.

Шаховский утих, только глаза его с жадным отчаяньем смотрели в сине-желтую марь неба и губы еле видно шевелились в последней молитве.

Левкий склонился над ним, кротко, с печалью вымолвил:

– Бог ждет тя, сын мой… Почудимся, братие, человеколюбию Бога нашего.

– Исповедуй, святой отец, очисть душу.

– Всевышний сам допытает тя, сын мой.

– Царь, ирод! – вдруг простонал Шаховский. – Бог не простит тебе! Не простит! Будь проклят, ирод!

Но царь не слышал его проклятий. Он отъехал далеко в сторону, под самую стену, вместе с ним отъехали и все остальные. Казачья сотня на рысях ушла перенять и остановить приближающуюся к городу посоху. Уехал с Левкием Федька Басманов. С Шаховским остался один Малюта.

– Погоди еще… – тихо попросил Шаховский. – Еще малость… Пусть солнце из-за облака выйдет.

Малюта посмотрел на небо, озабоченно сказал:

– Надолго застилось. Пошто втуне коснеть, царя гневить? Перед смертью не надышишься, боярин.

– Крест с меня сыми, – сказал Шаховский. – С крестом не казни… Себе возьми… Чтоб помнил про меня… Тебе прощаю, холоп ты…

– Мне Бог простит, боярин!

Малюта вынул из бочонка пробку, наскреб пальцем на ладонь пороху, стал набивать им пеньковый фитиль. Фитиль был короток, в две пяди. Малюта набил его порохом, один конец заткнул трутом, другой, открытый, вставил в скважню бочонка. Быстро высек огонь – трут задымился…

– Теперя недолго, – сказал он Шаховскому и резво побежал по дороге.

Громыхнул оглушительный взрыв, и черный дым и туча взметнувшегося снега застлали поле, дорогу, небо… Лица воевод, стоявших рядом с Иваном под крепостной стеной, стали еще безжизненней, как будто колыхнувшийся от взрыва на колокольне колокол прогудел на их собственной тризне.

4

В Невеле Иван задержался на два дня: ожидал подхода остальных полков, готовил к набегу на литовские земли татарские и черкесские полки, во время долгих объездов по городу наставлял остающегося в нем воеводствовать – вместо казненного Шаховского – Токмакова, где и что восстанавливать или спешно строить наново, чтобы к весне сделать крепость неприступной и надежно закрыть ею рубеж.

На всем литовском порубежье Невель был самой маленькой и самой слабой крепостью, и тем не менее Иван боялся потерять ее: в случае взятия Невеля литовским войскам открывался прямой путь на Великие Луки, которые теперь, в начатой им войне против Литвы, приобретали еще большее значение. Великие Луки стояли в центре Западного Придвинья, где сходились границы Литвы и Ливонии, и Иван мог воевать против них обеих одновременно, держа войско в одном месте, что было очень выгодно и важно для успешных военных действий. К тому же у Литвы в Придвинье, кроме Полоцка и пограничной крепости Езерище, не было больших городов, не было их и за Двиной, и если литовским войскам за Невелем открывался прямой путь на Великие Луки, то точно так же и русским войскам за Полоцком открывался беспрепятственный путь на Вильно.