Читаем Лета 7071 полностью

Иван тронул коня, выехал наперед, стал внимательно осматривать подступы к полоцкому острогу со стороны Двины.

Всходило солнце. Оно уже отделилось от земли на целую пядь или на две пяди, и в этом узком просвете четко проступил неровный, будто оплавленный, край земли, накаленный до темно-красного цвета.

Вспыхнули купола Софии, будто на них плеснули алое пламя; окрасился алым трепещущий над полоцким детинцем лоскут знамени, приколотый к небу тонкой иглой реи; сверкнула ледяной чешуей Двина, заискрились, засияли белым глянцем снежные поля вокруг острога, и его черные стены стали еще черней от этой яркой, напитанной солнечным светом белизны.

Через Двину, во вздыбах всколотого копытами льда, шалым наметом несся всадник. Первым заметил его Басманов.

– Никак гонец от Горенского, государь?!

Всадник, не придерживая коня, с ходу метнулся на снежную крутизну берега, выскочил наверх – шагах в двадцати от того места, где стоял Иван с воеводами, и, видать, в самое последнее мгновение узнав царя, на полном скаку соскользнул с седла в снег. Конь унесся в поле, а всадник бегом, утеряв шапку и рукавицы, припустил к Ивану.

– Государь!.. Воевода Горенский… вели… сказа… – заглатывая вместе с воздухом слова, стал кричать он, еще не добежав до Ивана, – войско литвино… приближ…о…сь и, не зади…ась… пошло… в отступ!

– А ну прочти «Богородицу»! – строго приказал Иван.

– Богородица… дева, радуйся, – испуганно забормотал гонец, – благодатная Мария, Господь с тобой… Благословенна ты в женах… и благословен плод чрева… твоего… яко Спаса родила… еси душ наших… Аминь!

– Теперь «Отче наш»!..

Вконец потерявшийся гонец, уставив на Ивана неподвижные глаза и стараясь не исковеркать ни единого слова, почти без запинки прочел молитву.

– А теперь сказывай, что повелел тебе воевода?

– Воевода велел сказать тебе, государь, что войско литвинов приближилось, постояло малехо и, не задираясь, пошло в отступ.

– То гораздо! – довольно буркнул Иван.

– Воевода велел спросить тебя, государь: гнаться за литвинами иль пущай тикают?

– Что ль мы на охоту за зайцами пришли сюда? – сказал Иван, и голос его смягчился. – Что ответим Горенскому, воеводы?

– Ты уж ответил, государь, – сказал Басманов.

– А буде, шуганем литвина? – неожиданно загорелся князь Владимир. – Выдерем ему хвост!

– На что нам синица? – опять сказал Басманов. – Нам журавля добыть надобно.

– Верно, – согласился с ним Иван и кинул взгляд на вьющееся над Полоцком знамя. – Пусть на месте стоит воевода, – сказал он гонцу, – и дозорит литвина, чтоб не подкрался нежданно. Нам от Двины безопасно должно быть!

6

Вернувшись из объезда, Иван стал ждать возвращения Оболенского. Спешился, но в шатер не пошел, остался с воеводами. Молчал – нетерпеливый, обеспокоенный, страшный своим молчанием и нетерпением.

Из своего шатра, стоявшего рядом с царским, вызырнул Михайло Темрюк. Порыскал глазами, попригляделся к Ивану – спрятался: видать, почуял, каково там с ним воеводам, и решил отсидеться в шатре.

Федька с Васькой вовсе не показывались… Как утром обрядили Ивана в доспехи, проводили в объезд, так больше из шатра и ни шагу. Сидели, затаившись, и ждали… Федьке хоть и не по нутру была такая нудиловка в шатре, но терпел: понимал он, что всякий бесполезный, праздный человек, вертящийся в такое время на Ивановых глазах, непременно обозлит его.

Васька подглядывал из-за полога шатра, весело шептал Федьке:

– Жуть страшная! Воеводы – как при смерти! А князь Володимер вовсе помер… Уж и глаза закрыл! А Серебряный – точно шиш! Харя у него иудина… Об одной такой харе – в ополонку! А он его воеводою… Полк ему! Иди поглянь! Иди! – соблазнял Васька Басманова. – На Шуйского иди поглянь!..

– Отстрянь! – изнудно отговаривается Федька. – Хари их я еще буду зреть… Я б их знаешь как?!

– Точно! – восторгается Васька. – Всех бы их за мошонку крюком да рыбам на корм! А батька твой тоже хват!

– Он-то тебе – что?

– Мне ничего… А к царю хватко подлаживается!

– Не подлаживается, а дело его справляет.

– Да все едино!

– Твоему уму все едино, а царскому, стало быть, нет!

– До поры!.. – простодушно прихихикивает Васька. – Ведомо уж!

– Поры разные бывают! Мне ты також предрекал пору…

– Обшибся с тобой, – искренне сознается Васька. – Мнил, оттурнет он тебя… Да ты не серчай! – примирительно шепчет Васька. – Я же не по злу про батьку твоего… К слову… Мне он из всех один по нутру. Заумен токмо больно. Царь от таких себя таит. Ишь ты, ишь ты!.. – опять захихикал Васька, завзято и потешенно. – Левкий пришкутыльгал!

Левкий был обряжен для молебна: богатая риза из золотистой парчи, укаченная мелким жемчугом, узорчато обвитым серебряной вителью, на груди, поверх ризы, на золотой цепи – панагия, тоже густо обложенная жемчугом, на голове – высокая золоченая митра, в руках – серебряный крест…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы
Екатерина I
Екатерина I

Первая русская императрица Екатерина Алексеевна (1725–1727) не принадлежала к числу выдающихся государственных деятелей; она царствовала, но не управляла. Тем не менее Екатерину, несомненно, можно назвать личностью незаурядной. Бывшая «портомоя» и служанка пастора Глюка, пленница сначала фельдмаршала Б. П. Шереметева, а затем А. Д. Меншикова, она стала законной супругой царя Петра I, а после его смерти была возведена на русский престол. Об удивительной судьбе этой женщины и о внутренней и внешней политике России в годы ее царствования рассказывает в своей новой книге крупнейший знаток Петровской эпохи и признанный классик историко-биографического жанра Н. И. Павленко.В качестве приложения к книге полностью публикуется переписка Петра I и Екатерины, которую царственные супруги вели на протяжении двух десятков лет.

Василий Осипович Ключевский , Владимир Николаевич Дружинин , Николай Иванович Павленко , Петр Николаевич Петров , Юрий Николаевич Тынянов

Биографии и Мемуары / История / Историческая проза / Образование и наука