В начале сентября наступление наших войск на 3-м Белорусском фронте приостановилось. Бои с окруженной курляндской группировкой продолжали вести войска Прибалтийских фронтов. Наш штурмовой корпус вышел из подчинения командующего 1-й воздушной армией. По завершении операции мне было приятно осознавать, что я был участником боев за освобождение Белоруссии и уже не новичком, а опытным воздушным бойцом. Накопленный опыт в боях на Брянском и двух Прибалтийских фронтах дал возможность более эффективно бить фашистов и не допускать прежних ошибок в схватках с истребителями противника. Накопленным опытом вождения групп всегда делился с Быковым. Справедливости ради отмечу, что моими советами он не пренебрегал. Результат сказался на потерях. Это была первая крупная операция, в которой наша эскадрилья потеряла всего двух летчиков. Причем один из них, Семенов, был напарником летчика другой АЭ – Байматова. Их судьба так и осталась загадкой. Самолет Смирнова был сбит прямым попаданием зенитного снаряда, о чем я уже упоминал.
Долгий отдых совсем расхолодил нашего комэска Быкова. Он запил как настоящий алкоголик, полностью потеряв авторитет командира. Не обращая ни на кого внимания, стал пить до упаду. Достал где-то по случаю десятилитровую бутыль самогона, поставил ее у изголовья койки и пил, пока не валился на кровать. Немного очухавшись, снова прикладывался к ней. Это продолжалось до тех пор, пока у него не отобрали наполовину опорожненную посуду.
Полк готовился к перелету на другой фронт. При подготовке к нему к нам прибыл командир дивизии Кожемякин, чтобы проконтролировать подготовку. Приказал Пстыго собрать отдельно командиров эскадрилий и прочехвостить Быкова, как следует. Но беседа не состоялась. Он на нее не пришел. Не знаю, понес ли за это наказание. На следующий день мы всей эскадрильей прорабатывали своего командира. Вроде бы немного подействовало. В течение дня он не пил и утром повел эскадрилью к новому месту базирования. Через полтора месяца его перевели в соседний полк. Иван Иванович был рад быстрее от него избавиться. На его место я не претендовал и желал только одного – чтобы не было у нас больше командиров, дискредитировавших это звание.
Как-то один из летчиков спросил у него: «Почему вы пьете?» На что Быков ответил: «Пить я начал еще с монгольских боев. Вышло это так: как только попал в строевой полк, женился. Во время свадьбы прибегает ко мне на квартиру посыльный и говорит, что надо срочно с вещами прибыть в полк. Там нас в эшелон и в Монголию на Халхин-Гол. А там бои, тоска по жене, с которой не провел и ночи. Убьют, а она снова выйдет замуж. Тот подумает, что за дурак был первый муж, раз оставил ее невинной. Так до сего времени я ее и не видел. По письмам вроде ждет не дождется нашей встречи. На этой войне тоже могут убить. Тогда и не встретит любимого. Как ты думаешь, запьешь после этого или нет? Вот так-то, мой мальчик! Выпью, и на душе спокойнее. Что поделаешь – жизнь!» Выслушав этот монолог, мы поняли, что это простая отговорка для оправдания своего пьянства. Эти слова нисколько не изменили отношение к нему. Единственное, в чем мы не могли упрекнуть его, так это в боевых делах. На задания он летал смело и безотказно. Бывали, правда, случаи забывчивости при работе с оборудованием кабины. Но было ясно, что происходило это вследствие употребления алкоголя. За летние бои Быкова наградили орденом Красного Знамени.
За несколько дней до перелета мы обратили внимание на пилотаж в районе аэродрома истребителя «як». Сразу было видно, что это не тот «як», к которому мы привыкли и хорошо знали его возможности. Этот очень легко шел на вертикальные фигуры. Чувствовалось, что он намного легче прежних модификаций. «Як» почти без разгона выполнял петли, но больше всего удивил нас двумя вертикальными полупетлями, похожими на цифру восемь. От выполненного пилотажа я пришел в восторг. Не будучи истребителем и видя, как красиво выполняется каскад фигур, я мысленно представил, какое удовольствие получил бы, если бы самому довелось пилотировать такой самолет. Как хотелось, чтобы и наш Ил-2 можно было бы пилотировать по-истребительному, пусть даже и не так, как этот «як». Тогда с «фоккерами» и «мессерами» можно было бы потягаться на равных.
Позже узнал, что это был новейший Як-3. Пилотировал его летчик 3-го истребительного корпуса, которым командовал генерал Савицкий. Скорее всего, в кабине был он сам, ибо таких самолетов в то время в корпусе было мало, и находились они в основном у руководящего состава корпуса, дивизий и полков. Подобной вертикальной восьмерки на поршневом самолете я больше не видел. Об этом отличном летчике, дважды Герое Советского Союза, мне не раз приходилось слышать после войны. Особенно много о нем говорилось и писалось после празднования Дня Воздушного флота в августе 1948 года.