Летать не поздно никогда

– Мальчик мой. Я был так зол, но не на тебя, а на себя. Ведь из-за моей глупости ты узнал все так… – он запнулся, – так неправильно. Мне жаль! Ужасно жаль! Открой дверь, пожалуйста, мне нужно многое сказать.

– Я не хочу ничего слушать! Оставь меня в покое, Папа. Оставь! – и Най снова заплакал. Пытаясь перекричать рыдания, Аарон крикнул как можно отчетливее:

– Не вздумай себя хоронить. Я знаю, как тебя вылечить! ЭТО ПРАВДА!

Он, наконец, не выдержал и сам зарыдал, все еще сидя под дверью. Конечно, он знал теперь, как его вылечить, но что делать с этим, не знал. И опять он собирался лгать сыну. Дверь вдруг распахнулась. На пороге стоял Най. Он все еще плакал, но и улыбался одновременно. Его заплаканное личико светилось счастьем.

– Это правда, папа? Я так испугался! Я не хочу умирать. Мне так страшно!

– Да, это правда, мой мальчик, правда, правда, – шептал он, уводя Ная обратно к кровати. Все еще нашептывая, он вытянул Ная из механических ног и уложил в постель.

Спустя час Най дал окончательно себя успокоить. Аарон рассказал ему о том, как они скоро поедут за океан лечиться, как в организм к нему будут запущены миллиарды добрых роботов-микробов, которые исправят неправильный ген. Под эту полусказку Най и заснул. Измученный же Аарон вернулся к себе и еще долго лежал в постели не в силах заснуть. Заходя в комнату, он не взглянул на визор, на котором мерцала скромная надпись «Решение найдено».

2

Гарольд Рокуел сидел в удобном кресле посреди зала, заполненного толпой гостей, и задумчиво рассматривал большой, с перепелиное яйцо бриллиант, красовавшийся в его старой, как и он сам, трости. Алмаз был красив! Он представлял себе мастера, который с трепетом в первый раз берет в руки неграненый мутный кусок древней породы. Какой смелостью нужно обладать, чтобы взяться за огранку такого экземпляра? Пятнадцать карат – он просто огромен! А ведь при огранке мастер потерял около половины веса. Пятьдесят пять граней – любимая огранка маркизы де Помпадур. Она знала толк в роскоши!

Гарольд любил этот бриллиант. Многие покупают драгоценные камни лишь для того, чтобы подчеркнуть свой статус. Он же считал, что в нем есть душа или даже что часть его собственной души поселилась в этом камне. Трость, в которой бриллиант нашел свое последнее пристанище, тоже была достойна внимания. Отец подарил ее Гарольду на сорокалетие. Ей было не меньше двухсот лет уже тогда, это семейная реликвия. С того момента, как ее произвели вручную из самшита, одной из самых прочных, твердых и дорогих пород дерева, ее никто не ремонтировал. Инкрустация золотом и платиной затерлась и потемнела, краска в некоторых местах слезла совсем и обнажала желтоватую древесину. Но Гарольду и в голову не приходило приводить ее в порядок. Напротив, так она нравилась ему даже больше. Бриллиант он добавил в трость значительно позже, когда стал богатым. Его отец и мать уже отправились на тот свет, когда он заработал свой первый миллиард. Сейчас он уже и не считал свое состояние. Оно было ему неинтересно. Все надоедает, особенно если тебе только что стукнуло восемьдесят.

Но сегодня один невзрачный человек, работающий в закрытой от чужих глаз лаборатории, преподнес Гарольду настоящий подарок к юбилею. Вот он – маленький конвертик лежит слева от пустой тарелки, в нем кусочек бумаги (старомодное средство для сообщений, которое теперь использовалось только аристократами) и одно слово, которое теперь стало дороже всех слов, сказанных ему за долгую жизнь: «Получилось!»

– А ну-ка, Стизи, – он поднял руку и, почти не глядя на своего старого слугу, поманил его старческим крючковатым пальцем, – налей-ка мне вина. Я хочу сказать тост.

Стизи, едва сдержал удивление. Лет десять хозяин не пил алкоголя и вот вдруг. Он, конечно же, не подал виду и подозвал официанта. Через минуту бокал был наполнен сухим белым вином, которое раньше предпочитал Гарольд, насколько мог припомнить его прошлые предпочтения Стизи.

– Я хочу сказать тост! – скрипящий, но все еще властный голос Гарольда вызвал замешательство гостей. Все разговоры тут же утихли. Официанты засуетились, наполняя бокалы. – Я рад, что так много людей пришло поздравить меня сегодня. Пусть только идиот может радоваться своему восьмидесятилетию, я все же рад. И хочу пожелать вам – хотеть. Неважно чего, но хотеть и достигать. – Он обвел присутствующих взглядом, не сомневаясь, что здесь он может делать какую угодно длинную паузу. Никто даже не кашлянет. Так и вышло. – И я тоже хочу! И скоро получу то, чего хотел так долго. Даже такой старик, как я, может быть счастлив. А теперь выпьем за наши желания!

Он резко встал и опрокинул в себя целый бока вина. Те, кто стоял поближе, увидели, как по его желтому морщинистому лицу разлился румянец. Глазной визор Стизи тут же начал сигнализировать о повышении давления у хозяина, но тот проигнорировал сообщение. Он смотрел на Гарольда в полном убеждении, что что-то произошло. Он был уверен в этом, потому что знал его лучше всех присутствующих и никогда его таким не видел.