Лётчик

В общем, драгоценные последние недели, а я в тупике. Даже летать стал меньше. Чайку освоил, так зачем ресурс машины переводить? Зато без проблем могу пробежать 20 км, и это в сапогах.

Усиленно гружу особиста: агенты, Бранденбург, необходимость дублирования и охраны связи, особенно после 20 июня. А он итак на взводе: местные крестьяне поговаривают о скорой войне. А у них у многих родственники на той стороне, через границу лазят втайне, и река не останавливает.

Был ещё эпизод с цыганами, их здесь много, и оседлые, и кочующие. Мимо нас табор проходил. И вот три цыгана с наглым видом идут к столовой. Из мужиков там только мы с Мейсуном сидели. У цыган здесь репутация плохая: могут ударить ножом. Или кнутом, тоже плохо. Я уже думал, не применить ли оружие. А Мейсун просто встал им на встречу, и смотрит пристально. И цыгане вдруг сделали вид, что просто мимо проходили. Мне показалось, что Мейсун даже хотел подраться. А ведь ему 20 лет всего.

Вот так и прошло время, в томительном ожидании, от которого отвлекали пробежки, купание, турник да полёты раза 3-4 в неделю. В субботу мы с Сафами отсыпаемся до половины дня. Сколько не убеждал я Петрова поднять полк по тревоге в 2 часа, он не согласился. А мне разрешил делать что хочу, он как бы не заметит.

После обеда перетаскиваем зенитки. Народ здесь, когда дело касается лени, не просто упрямый, а упёртый. Сами же меня цыганкой назвали, но подежурить у пулемёта после 3 часов утра не хочет никто. Ни одного добровольца. Все предпочитают спать. У нас, правда, есть подчинённые, наши техники. И вот мы, все вшестером, перетащили три зенитки поближе к нашей стоянке и замаскировали. Техники выпустят нас в полёт, и встанут к пулемётам. Я рекомендовал им делать упреждение на три корпуса и не палить издалека.

В два часа ночи поднимаю Сафов. Умываемся, идём на стоянку. Туда же техники подходят. И начинаем прогревать моторы. А мотор М-62 это что-то, ревёт он так, что скотина с соседних деревнях начинает метаться. Понятно, что недовольный народ начал выползать из казармы и направляться к нам с недружественными намерениями. Моторы тем временем прогрелись, мы их выключили, и стал слышен посторонний гул. Все задрали головы. С запада наплывали бомбардировщики, много. Летели они на большой высоте, выше трёх тысяч. Не к нам.

Я-то не удивился, а народ замер, как в последней сцене «Ревизора». Все стояли там, где их застала эта новость. Вдруг слышу:

– Ну цыганка, накаркал.

Это, конечно же, особист. Отвечаю ему:

– Связь проверяй всё время, пошли патруль вдоль линии, и всех в ружьё. А нам в бой сейчас.

И тут слышу новый звук. Не успеваю подумать, как уже ору:

– По машинам! Запускай, взлетаем!

Мы взлетаем звеном, все сразу, с востока на запад. Набираем 50 метров, и я вижу идущие нам навстречу на небольшой высоте длинные силуэты мессершмиттов. Это не совсем лобовая атака – они всё же повыше нас идут, метрах на пятистах. Будут нас атаковать? Нет, немцы (а скорее всего, румыны, но нам без разницы) проходят выше нас к аэродрому. Чуть качаю левым крылом – это сигнал к левому виражу для ведомых – и тут же этот самый вираж делаю. Он чуть быстрее правого, это сейчас важнее неожиданности.

Медленно, с набором высоты идём обратно. А на аэродроме взрывы – фашисты на мессеры бомбы небольшие прицепили. Впрочем, 50кг, из которых около половины – это взрывчатка, взрываются весьма неслабо. Взрывы в основном у склада ГСМ и у мастерской. По полосе одна за другой идут на взлёт чайки, от рощи видны трассы наших зениток, благо, немцы бомбили с пологого пикирования и снизились. Классическая картина. Надо было с Женей нарисовать такую, и подписать "Утро 22 июня".

Недолго я любовался аэродромом, но, видимо, потерял важную секунду. Немцы прошли над нами как бы не замечая, но они нас не только заметили, но и наметили план. Рации у них есть. И вот уже пара мессеров заруливает на нас слева, а четвёрка сверху собирается пикировать. Те, что сверху, опаснее. Разворачиваюсь к ним носом. Несколько подставляемся под тех, что слева, но стрелять сбоку не очень удобно, трудно попасть. А в хвост они ещё когда зайдут, тогда и уйдём виражом. Мейсун, видимо, решил защитить нас от тех, что слева, и разворачивается на них. Ну, может, и верно. А сколько же немцев всего? Я не успел сосчитать… Но, вроде, кроме МЕ-109 никого не видел.

Немцы, как на картинке, не пикируют на нас в лоб, а уходят в сторону. Б..! Да там же Мейсун! Они на него пикируют! Быстро туда. Мейсун, носом к ним! Поздно. Трассы сразу нескольких немецких пушек попадают в чайку, она загорается и падает. С такой высоты падает недолго…

Мы с Сергеем несёмся на немцев, но они уходят до того, как мы приближаемся на дистанцию огня. Они итак быстрее, да ещё и на пикировании разогнались. Где остальные? Где-то сзади. Теперь правый вираж – ага, они с нашими чайками сражаются. Вот одна чайка несётся к земле, успевает вспыхнуть и тут же врезается в землю. Да что они делают – я всю зиму талдычил воевать на виражах, а они на вертикали лезут.