Лётчик

Мы приближаемся к месту боя, кажется, можно стрелять. Жму на гашетку – промазал, и сильно. Да, если подумать, дистанция была 250м или больше. Снова правый вираж – а вон ещё сверху на нас пикируют. Носом к ним, почти кобра Пугачёва, и снова стреляю. Но опять издалека, без шансов. А немцы опять сворачивают, в лоб не идут. Ещё одна чайка полого идёт вниз делая бочки, и врезается в землю. Нас немцы больше не атакуют. Ага, да они уходят. Две чайки за ними полетели, но я знаю, что не догнать. И вот никого не видно, садимся.

Выпрыгиваю из самолёта, передо мной Назаров. Но как-то он расплывается, плохо видно. Снимаю очки вместе со шлемом – всё равно вид какой-то смазанный. Назаров машет рукой – ладно, после доложишь, и убегает. И тут меня начинает трясти – да я же рыдаю. Лет тридцать я так не рыдал, а тут – не могу удержаться. Мейсун… Неужели я так привязался к этому грубоватому, но справедливому татарину? А ведь на войне он был бы отличным товарищем. За меня горой, летал всё лучше, в меру амбициозен, не ленив, а уж чтобы Мейсун струсил – это и представить трудно. И вот – погиб в первом же бою… У нас полно лётчиков хуже его, а погиб он…

Ладно, иду к речке, надо умыться. Снимаю гимнастёрку, моюсь по пояс. Тут же и Сергей – тоже помылся:

– Командир, там в столовой собираются, завтрак будет, пойдём.

Кажется, он легче гибель товарища переживает. Не знаю, почему.

В столовой смесь разных эмоций. Одна из поварих в голос плачет. Некоторые возбуждены и обсуждают прошедший бой. Оказывается, мессеров было двенадцать. После нас взлетели шесть чаек из первой эскадрильи, двое у них погибли. На земле только трое раненых, один тяжело. Двое из взвода охраны и один оружейник. В сарай, где были ГСМ, прямое попадание, но у нас всё по землянкам, которые ещё в декабре вырыли. А вот часть патронов для ШКАСов разбросало взрывом. Есть совсем не хочется, я выпиваю два стакана компота с булкой местной выпечки. Меня все как бы избегают, кроме Сергея, конечно. Куда теперь? А, пойду в казарму. Кидаюсь на койку, в голове пусто. А вот кровать Мейсуна и его тумбочка… Но слёз больше нет.

– Панкратов, в штаб.

Солдат из взвода охраны. Они под началом особиста. Иду в штаб на автомате, мыслей ни одной. Там всё начальство: Петров, Назаров, Захаров, Смертин (это наш особист, вот такая фамилия). Говорить начинает Петров.

– Товарищ Панкратов, получен приказ произвести разведку. Вы готовы?

– Я, товарищ майор, военный лётчик, старший лейтенант. Выполнять приказы – моя работа.

– Хорошо, что ты об этом помнишь, – влез зачем-то особист.

– Я хочу знать твоё мнение, – это снова Петров, – Какими силами лететь?

– Парой, конечно. Это же разведка. Вот мы с Сафоновым можем. Больше сил и не надо, они ещё пригодятся.

– Поучает, значит, пришёл в себя, – это опять особист, так бы и дал в морду… Но не лучшее это дело, бить особиста. Он, гад, злопамятный. А его чин лейтенанта НКВД равен армейскому капитану.

Петров показывает на карте район, и я иду искать Серёгу. Чайки наши уже заправлены и патронов добавили, и мы взлетаем. Руки всё делают сами, на автомате. Мотор орёт, так что теперь я как бы в одиночестве, никого не услышу. И встречный ветер как бы выдувает что-то из головы, я снова начинаю соображать. Вот почему я так плохо воевал? Готовился, готовился, а как дошло до дела… Ведь я даже не знал количества врагов. Плохо видел, где они и что делают. Точнее, видел не всех. А главное… что я вообще делал? Взлетел навстречу – очень красиво. Если бы дальше всё шло само собой. Я ведь ничего не планировал, и в решающий момент не знал, что делать. Вот что я сделал? Два раза развернулся навстречу атаке сверху. Ну, это вынуждено, просто реагировал. Ещё два раза пытался сблизиться, но не смог. Итак, получается: у меня никакого плана, инициатива полностью на их стороне, я только реагирую. Атаковать я не могу, не хватает скорости. В общем, надо что-то придумывать, буду действовать инициативно – вот и буду знать, что делать.

Граница здесь проходит по реке Прут. Река немаленькая. Из любимой книги детства "Дымное небо войны" Речкалова я помню, что в первые недели румыны, вроде как, мало что могли сделать. А Речкалов месяц воевал до ранения. Потом немцы севернее здорово продвинулись, и пришлось отступать. Значит, разведка моя бесполезна – если известно, что ничего особенного не произойдёт, то командование зря боится.