Читаем Летчик испытатель полностью

— Не надо прыгать. Давай подождем. Давай попробуем еще разок, — крикнул я в ответ.

Я крикнул еще раз, вцепился пальцами в козырек, дотянулся до Бенни и схватил его за плечо. Поздно! Пока я кричал и тянулся к Бенни, самолет сильно накренился и камнем пошел вниз через коричневый туннель — к земле. Бенни тоже увидел это — просвет в тумане и сквозь него землю.

Нас овеяло теплым воздухом более низких слоев атмосферы. Лед оттаял, и с крыльев падали сверкающие капли. Мы вышли в долину Святого Иоахима с большим потолком. Мы летели дальше, дальше лететь было уже просто.

Бежать! Бежать! Бежать!

Яркий золотой день в Тексасе. Позади аэродрома, на плантации сахарного тростника, работает мальчик-мексиканец. В сонном воздухе монотонно гудят над его головой самолеты. Иногда он прерывает работу, чтобы с ленивым любопытством взглянуть на них. Он не особенно интересуется самолетами. Они снуют в воздухе, как автомобили по близлежащему шоссе. Он привык к ним. Кроме того, они ведь не принадлежат к его миру…

По временам протяжный рев мотора при выходе из пике привлекает его рассеянное внимание. Случается, что на минуту его занимает сложная фигура, проделываемая звеном. Часто он устремляет вверх пристальный полуотсутствующий взгляд. Как сапожник, наблюдающий в окно за проходящей по улице толпой.

Но вдруг в равномерном гудении моторов звена, состоящего из трех самолетов DH, что-то резко меняется. Звено со свистом и воем летит над дам. Странный звук этот невольно заставляет его оторваться от работы и поднять голову. Звук кажется ему необычным, в нем что-то зловещее. Привыкший к шуму моторов мальчик чувствует это инстинктивно. А может быть, им руководит какое-то странное предчувствие? Он видит, как сталкиваются два самолета. Он видит, как они в жуткой тишине, медленно падают, распадаясь на части. Он видит, как два черных предмета отделяются от обломков самолета. Он видит развевающуюся за каждым из этих предметов белую полосу. Эти полосы на его глазах распускаются в два колышущихся, медленно плывущих в воздухе парашюта. Голова его закинута назад. Он всецело поглощен этим зрелищем. Его индейские глаза сверкают на смуглом лице.

Вдруг он пугается. Его охватывает страх. Два крутящихся остова разбитых самолетов, два роковых черных посланца рушатся на него. Он пускается бежать. Все равно куда, все равно в каком направлении. Он бежит со всей быстротой, на какую способны его маленькие коричневые ноги. Он отбегает на большое расстояние от места, где только что стоял.

Та часть поля, откуда он бежал, не задета, не потревожена и попрежнему залита солнцем. Обломки не ударились о нее. Они застигли мальчика на бегу.

Чужой мир раскинул над ним смятые черные крылья смерти.

Семейная сцена в воздухе

Однажды в самолете я был свидетелем самой короткой и самой забавной из всех семейных стычек, каше мне когда-либо приходилось наблюдать. Я летел с хозяином самолета и его женой.

Мы прошли над. Мохавской пустыней, пересекли горы по западному краю пустыни и полетели над долиной. Я знал, что в этой долине, на тринадцать тысяч футов ниже нас, лежит Лос-Анджелос. Под нами над долиной и океаном простирался туман. Я не видел ничего, кроме его больших волнистых складок и краснобурых гор позади.

Я спустился по спирали вниз и пробрался сквозь просвет в тумане ближе к подножью гор. Оказалось, что туман гуще, чем я думал, и что он лежит ниже, чем я надеялся. Я заметил железную дорогу и попытался по ней найти аэропорт.

Хозяин самолета, сидевший справа, помогал мне, держа передо мной карту. Его жена сидела сзади меня, она ерзала как на иголках, и напряженно вглядывалась через окно в густой туман.

Вскоре она тронула меня за плечо и сказала:

— А не летим ли мы чересчур низко?

Я повернул голову в полоборота и крикнул:

— Да, очень низко…

Мне хотелось прибавить «дура», но я не решился.

— А это не опасно? — хныкала она.

— Все в порядке, — крикнул я. — Я уже бывал в таких переделках. Справлюсь, не беспокойтесь.

Но она вскоре снова тронула меня за плечо.

— Где мы?

— Не могу вам точно сказать, — крикнул я. — Но мы уже над железной дорогой и через несколько минут будем в аэропорте.

Как раз в этот момент мы пролетели над одним из предместьев города. Железная дорога под нами разветвлялась в трех направлениях. Я бросил быстрый взгляд на карту, чтобы выяснить, которому из трех путей я должен следовать. Она, заметила мое резкое движение, должно быть, мой озабоченный вид — и снова тронула меня за плечо.

— А уверены ли вы, что мы летим правильно?

Я хотел было обернуться к ней и объяснить, что и для чего я делаю. Но как раз в эту минуту управление самолетом требовало всего моего внимания. Я бросил просительный взгляд на ее мужа, крепко сжал челюсти и стал следить за ориентирами. Мы были близко к аэропорту, и я не хотел пропустить его.

И тогда я услышал, как супруг выкрикнул фразу, в которой забавнейшим образом смешались и приказание и мольба:

— Эй, женушка, — крикнул он, — заткни-ка, душенька, свой проклятый ротик.

Встреча друзей

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное