Читаем Летчик испытатель полностью

Это было за год до того, как Линдберг сделался знаменитостью.

Прошел год, как мы вместе окончили летную школу. С тех пор мы виделись только два раза. Я летел по вольной трассе на военном самолете в Сент-Луи, сел в Чикаго и наткнулся здесь на Линдберга. Он как раз поднимался, чтобы отвезти почту тоже в Сент-Луи. Мы решили лететь вместе, строем.

Уже темнело, когда мы увидели, реку у Сент-Луи. Линдберг покачал самолет. Он хотел привлечь мое внимание. Я подвел свой самолет как можно ближе к его машине и увидел, что он высунулся из кабины. Посмотрев вперед, я заметил пятнышко. Оно быстро увеличивалось. В надвигающихся сумерках я разглядел, что к нам приближается еще один DH. Он подлетел, скользнул в наше звено и подвел крыло вплотную к моему. Летчик вглядывается в меня, я — в него. Мы узнаем друг друга. Это Ред Лов. Ред, Линдберг и я — трое из четырех учеников летной школы, выделенных для полетов на истребителях. Классное собрание в воздухе!

Но нет, Линдберг раскачивает самолет. Он делает вираж и направляется вниз. Он снижается по спирали, делает круг над полем, несколько раз низко пролетает над ним, прощупывая его, тщательно оглядывает и садится. Ред и я следуем его примеру.

Линдберг и я вылезаем из самолетов. На нас одеты парашюты. Ред выходит из машины — на нем нет парашюта. Пока мы трое приветствуем друг друга, Линдберг снимает свой парашют.

— Тебе это может пригодиться. Чтобы доставить почту в Чикаго, тебе придется остаток пути лететь в темноте, ночью, — говорит он Реду, протягивая свой парашют.

— У нас это единственный для всех, — поясняет он, оборачиваясь ко мне. — А мне он не нужен. Ведь до Сент-Луи отсюда всего несколько миль.

Мы торопливо прощаемся, снова залезаем в машины и поднимаемся. Линдберг теперь без парашюта летит на юг, по направлению к Сент-Луи, Я следую за ним. Ред поворачивает в противоположную сторону — к Чикаго.

Я оглядываюсь и вижу, как Ред, уходя к северу, исчезает в темноте. Я знаю, что теперь он чувствует себя лучше, сидя на парашюте.

Глазами летчика

Мне надо было лететь в Кливленд, чтобы привести оттуда самолет, который мой ученик оставил там в дурную погоду. Я сел пассажиром на рейсовый самолет, взяв с собой парашют. Он мог бы мне пригодиться на обратном пути.

Носильщик на аэродроме хотел положить парашют в багажное отделение. Я запротестовал.

— Какой от него толк, если он будет лежать там?

Носильщик обиженно посмотрел на меня, но я настоял на своем.

Мы вылетели из Нью-Йорка после наступления темноты. Погода была скверная, и уже через три минуты после старта мы летели вслепую.

Я пытался утешить себя тем, что летчики специально тренированы для слепых полетов, что у них приборы, два мотора, радио и что все в лучшем виде. Но я не мог даже разглядеть концов крыльев.

Я пытался углубиться в книжку журнала, но поймал себя на том, что напряженно вглядываюсь в темноту, стараясь определить — набрали ли мы нужную высоту.

Я пытался вздремнуть, но поймал себя на том, что прислушиваюсь к моторам. Шум их усиливался, и я знал, — это нос самолета опустился; меня слегка прижало к сиденью — это летчик выравнивает машину; шум моторов немного затих — это нос самолета поднимается; я почувствовал небольшую потерю веса — это летчик снова выравнивается. Я беспрестанно твердил себе, что он знает свое дело и что все равно я тут беспомощен и что единственное, что мне остается — это, сидя здесь, повторять вместе с ним каждое его движение.

Прошло два часа, а мы все еще летели вслепую. Я не отрывался от оконного стекла. Пассажиры, наверно, думали, что я никогда прежде не садился в самолет.

Прошло еще полчаса. Мы все еще продолжали слепой полет. До Кливленда оставалось всего полчаса.

У самого Кливленда мы, наконец, выбрались из тумана. Мы летели низко, огни были близко под нами, но казались тусклыми. Большинство пассажиров проснулось только, когда мы сели. У меня же не было сна ни в одном глазу. Я знал, что в самолете небольшой запас горючего. Если бы мы заблудились, нам пришлось бы туго…

Если бы пассажиры сумели прочесть мои мысли, а, вероятно, и мысли летчика, то наверно в кабине была бы драка за мой парашют.

Покраснел ли я?

Однажды в Буффало я проводил испытательный полет. Я был вызван туда в качестве эксперта, и от меня ждали там чудес.

Я поднял машину и начал сильно раскачивать ее из стороны в сторону. Я проделывал это при самых разнообразных скоростях, внимательно наблюдая за элеронами. Прежде всего я хотел установить, вибрируют ли элероны при большом угле атаки. Потом я стал налегать на ручку, чтобы посмотреть — не случится ли чего-нибудь с элеронами, если я таким образом введу самолет в большой угол атаки.

Немного погодя я прервал свои наблюдения, чтобы бросить взгляд на аэропорт. Но увы! Я но мог найти его. Я забыл, что нахожусь на сверхскоростном самолете и могу в очень короткое время далеко улететь от аэродрома. Креме того, местность была мне незнакома, а карты у меня не было. Ч-чорт, как же это я умудрился не захватить с собой карту!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное