Читаем Летчик испытатель полностью

— К чорту, Коллинз, — сказал он, — никогда не врезайтесь колесами в землю, как сейчас. Выравнивайте машину в воздухе, приблизительно на высоте шести футов, а затем ждите, когда она начнет садиться. Потом слегка отводите ручку назад. Когда почувствуете, что машина под вами проваливается, тяните все время ручку на себя, и машина сама сядет. Поднимитесь и попробуйте еще раз.

— Да, сэр…

Я снова сделал то же самое: ударился колесами и подпрыгнул. Инструктор выровнял машину.

— Да нет же, Коллинз, нет, — кипятился он, — шесть футов! Глядите, я вам покажу, что такое шесть футов.

Он поднял самолет, полетел над открытым полем, сделал круг и сел.

— Теперь вы понимаете, что такое шесть футов? — крикнул он, обернувшись ко мне.

— Да, сэр, — соврал я. Я побоялся сказать ему, что плохо вижу землю. Как бы он не послал меня в госпиталь, чтобы там проверили мои глаза. А вдруг они найдут какой-нибудь ничтожный недостаток в моем зрении, незамеченный при первом осмотре, и исключат меня из школы?

— Ладно, в таком случае, поднимитесь и сделайте приличную посадку, — сказал мне инструктор.

— Да, сэр…

На этот раз я выровнялся слишком высоко. Инструктор схватил ручку и предупредил аварию.

— Никуда не годится, Коллинз, — вскричал он, когда самолет перестал катиться. — Не врезайтесь в землю колесами. И не выравнивайтесь на высоте телеграфных проводов. Выравнивайтесь примерно на шести футах. Тогда сажайте машину. Ну-ка, попробуйте еще раз.

— Да, сэр…

— Какого чорта, Коллинз, вы сидите там и твердите «да, сэр», а потом снова делаете сначала все ту же чертову штуку.

— Нет, сэр…

Лунный свет и серебро

Пат рисует. Она также и летает.

Поздно вечером мы сделали посадку в Джексонвиле (Флорида) на ее биплане. Я инструктировал Пат в полете над незнакомой местностью. Мы поспешно дали газ и вновь поднялись. Мы оставили за собой сверканье прожекторов и вели самолет по линии мерцающих аэромаяков, простиравшихся к югу, по направлению к Миами. На безоблачном небе сверкали звезды, но ночь была очень темная. Луны не было.

Вскоре мы долетели до побережья. Слева под нами катил свои белые буруны Атлантический океан. Они неясно обозначали линию прибоя. Справа, на материке, тянулись болота, невидимые в ночной тьме. Вдали, спереди и позади нас, в темноте вспыхивали сверкающими огнями длинные ряды маяков. Под нами медленно проплывали пятна огней, когда мы пролетали над городами.

Впереди появились облака. Мы нырнули под них. Лететь под облаками было слишком низко. Мы поднялись, чтобы оставить их под собой.

Мы вошли в облака. Огни под нами потускнели и исчезли. Мы поднимались в непроницаемой темноте и летели по приборам.

Под нами облака. Они простираются к горизонту во всех направлениях. Звезды зажгли их тусклым серебром. Они мягко волнуются внизу, как таинственное, безграничное море.

Время от времени сквозь просвет в облаках вспыхивают аэромаяки или огни города. Иногда мы различаем тусклое мерцание бурунов, катящихся на берег внизу, под облаками.

Вдруг произошло нечто необъяснимое. Небо на востоке стало светлеть. Была примерно полночь. Я взглянул на запад и затем снова на восток. Да, небо на востоке явно становилось, светлее. Через полчаса восточный край неба стал заметно светлее западного.

Я пристально следил за тем, что происходит на востоке.

Я увидел, как над горизонтом поднялся кроваво-красный край какого-то тела, сверху закругленного, а снизу имевшего неправильную форму. Размеры его быстро росли.

— Луна! — воскликнул я.

Она быстро поднималась. Невидимые облака, далеко над океаном, своими силуэтами придали ей неправильную форму.

Луна взошла над облаками в невероятно короткий срок. Это была полная луна, золотая, торжественная. Она заставила потемнеть облака. Она высеребрила поверхность океана. Сквозь большие просветы в облаках я видел золотую дорожку, уходившую от луны в океан и простиравшуюся до самого берега. Она двигалась вместе с наши. Она мчалась по океану под облаками с той же скоростью, с какой мы летели над ними.

Я сбавил газ и опустил самолет немного ниже.

— Нарисуйте это когда-нибудь, — крикнул я Пат.

Пат пристально вглядывалась в океан. Она ничего не ответила. Но я знал, что она слышала меня.

Пять миль вверх

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное