Летчики

— Куда там, — возразил Ломов, наливая из самовара кипяток в большую фарфоровую чашку. — Ты все-таки на «лимузине» летаешь, а меня совсем… — Ломов поставил на стол банку меда, сахар, ломтями нарезанное холодное мясо. Горячий крепкозаваренный чай согрел Мочалова. Выпили по две чашки и отправились на полигон. Мочалов и Ломов поднялись по узким, скользким от налипшего снега ступенькам на наблюдательную вышку. С нее хорошо обозревался полигон. На огороженной деревянными перилами верхней площадке копошились у ящиков с походной радиостанцией два связиста. Связь с аэродромом уже налаживалась, и один из них, приблизив к губам микрофонную трубку, повторял: «Родина», я «Орел-четыре», «Родина», я «Орел-четыре». Слышу вас хорошо. Даю настройку: раз, два, три…»

— Командир полка вчера передавал, что стрелять по мишеням будут только два звена, — заговорил Ломов. — Изменений нет, товарищ майор?

— Никаких.

— В таком случае полигон готов.

— Звено капитана Ефимкова, — сказал майор старшему лейтенанту, — приходит на полигон первым в девять двадцать. Звено старшего лейтенанта Цыганкова — вторым, с интервалом в двадцать минут. Уточним результаты стрельбы, и я улечу.

Отвернув рукав комбинезона, Мочалов бегло посмотрел на циферблат ручных часов: три минуты десятого. Сейчас летчики, должно быть, прогревают моторы перед выруливанием. Пройдет несколько, минут, и первая четверка истребителей появится над полигоном. Летчики разглядят с высоты мишени, а потом зайдут снова, спикируют на них, откроют огонь из пушек. Это же самое проделает и вторая группа. А когда самолеты улетят, майор Мочалов вместе с полигонщиками подсчитает пробоины, оставленные в деревянных мишенях, оценит маневр каждого летчика и групповую слетанность. Потом он улетит в Энск на том же самом легкокрылом связном самолете и проведет разбор стрельб с личным составом своей эскадрильи.

Мочалов шагнул к радиостанции.

— Быстро мне «Родину».

Связист склонился к приемнику и стал поворачивать регулятор громкости. Мочалов присел рядом на корточки. Вскоре он разобрал голос подполковника Земцова, руководившего полетами.

— Я «Родина», я «Родина», — говорил сквозь треск командир части. — «Сокол-один», «Сокол-один», готовы ли к приему «Чибисов» для двух восьмерок? Доложите.

Сергей представил, как приземистый, шарообразный Земцов, широко и прочно упираясь подошвами унтов в снег, стоит на старте и вызывает по радио полигон, не спуская глаз с боевых машин, вздрагивающих от гула моторов. Позывные в этот день, за исключением любимого всеми позывного стартовой радиостанции «Родина», состояли сплошь из «птичьих» названий. Полигонная вышка именовалась «Соколом», истребители «Чибисами» и, наконец, связной «лимузин» «Голубем». Две восьмерки означали два захода для стрельбы по расположенным на полигоне мишеням. Мочалов взял из рук связиста микрофон и громко заговорил:

— Я «Сокол-один», я «Сокол-один», вас понял, встретить «Чибисов» готов. Прием!..

Вместе с Ломовым Мочалов проверил, готовы ли хронометражисты к наблюдениям, затем, как будут производить стрельбу истребители. Время от времени он поглядывал в сторону горного хребта: не натянет ли оттуда ветер туч. Но небо, голубое, высокое, было ясным, лишь изредка лениво передвигались по нему лохматые облака с волнистыми краями. Ущелье выходило к полигону тоннелем. Его отроги метров на пятьсот возвышались над вышкой. Чтобы стрелять по мишеням, летчики должны были, пикируя, опускаться ниже отрогов, устремляясь к серому дну ущелья, а потом выходить на юг и разворачиваться над подножием хребта, состоящим из тупоголовых сопок.

На часах было девять восемнадцать, и Мочалов забеспокоился.

— Через две минуты атака, а их еще не видно, — сказал он Ломову. — Когда же они будут делать холостой заход? Радист, соединитесь с «Чибисом-один».

Но в это время вдалеке, над мрачными отрогами ущелья, показались силуэты истребителей и стали быстро вырастать.

— Я «Чи-бис-один», я «Чи-бис-один», — донесся из эфира голос капитана Ефимкова с ведущего самолета. — «Сокол-один», разрешите две восьмерки.

— «Чибис-один», две восьмерки разрешаю, — откликнулся Мочалов, наблюдая, как истребители снижаются, меняя направление полета. В воздухе крепчал могучий слитный рев моторов. Солнечные лучи ослепительно блеснули на остекленных плексигласом кабинах. Истребители летели, плотно прижимаясь друг к другу. Их закругленные с острыми ребрами светлые крылья почти смыкались.

— С шиком идет Ефимков! — не удержался от восторженной улыбки Ломов. — Строй как на параде…

— Герою по-геройски и летать положено, — прибавил один из связистов.

Мочалов полагал, что звено свернет вправо и, описав круг, снизится для просмотра целей, но Ефимков со своими ведомыми на большой скорости приближался к центру полигона.

— Без холостого захода атакует, — удивился Мочалов.

Ломов торжествующе кивнул головой.

— Именно, товарищ майор, Ефимков никогда не делает холостого захода. Он и летчиков своих учит стрелять с ходу.

Мочалов оживился.