Читаем Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи полностью

Мы вылетели, едва стемнело. Ночь опустилась быстро. Единственные ориентиры, которыми я мог пользоваться, - всплески огня из выхлопных патрубков двигателей. Видны они были лишь в том случае, когда я держался прямо за самолетом.

Вести планер в таком режиме очень трудно. Здесь требуются предельные напряжения зрения и внимания. К тому же...

Был в нашей части начальник штаба майор, прозванный "Косточкой". Этот самый Косточка перепутал установленные на ту ночь сигналы "свой - чужой" и, оповестив о своем пролете наших зенитчиков красной ракетой, мы тотчас вызвали на себя ураганный зенитный огонь. Глупо погибнуть от огня своих батарей! А снаряды рвутся все ближе и ближе. В черном небе то справа, то слева возникают белые облачка разрывов. Мы идем в кольце этих облачков. "СБ" проделывал головокружительные пируэты, пытаясь уйти от разрывов. Следом за ним повторяет каскад фигур и мой планер.

Как-то нам удалось уйти от огня. Но... мы тут же врезались в зону аэростатных заграждений. (И здесь Косточка что-то намудрил). Стальные нити тросов, готовые перерубить и самолет и планер, почти касались крыльев. Даже в кромешной темноте я видел эти смертоносные нити - настолько близко они проносились от планера. "СБ" опять маневрировал. Опять я абсолютно синхронно должен был повторять манипуляции вслед за самолетом. Порой хотелось отдать буксирный трос, освободиться от самолета и в свободном планировании уйти из опасной зоны. Наверное, то же самое думал командир буксировщика. "Хвост" больше ста метров длиной был для него страшной обузой. Тем не менее мы оба выполняли приказ. Абсолютно точно. Без всяких оговорок.

Через два с лишним часа полета стало ясно, что базу Казанкина нам не найти. Сколько мы ни кружили в указанном районе, сигнальных огней не было: "СБ" потащил меня назад. И опять были аэростатные заграждения, и опять зенитный огонь. Мы шли, связанные тросом, держась друг за друга. Вернулись на свой аэродром целыми и невредимыми. Часть генерала Казанкина нам отыскать не удалось потому, что генерал за это время с боями пробился из окружения.

Как сложилась бы моя судьба, если бы я отцепил буксирный трос и начал парящий полет над оккупированной врагом территорией?..».

Рядом с Анохиным воевало много старых знакомых - планеристов: Г. Малиновский, П. Савцов, В. Выгонов, И. Борисов, которых не раз в подобных сложных обстоятельствах спасали опыт и мастерство. Многие друзья воевали или испытывали самолеты вдали от него, и было уже немало потерь. Одна из самых горьких - Никодим Яковлевич Симонов. Он был яркой личностью в отечественном планеризме и в войну работал заводским летчиком-испытателем в Новосибирске. Случилось так, что на заводском аэродроме скопилось множество самолетов, которые необходимо было облетать и сдать военной приемке. Летчикам, и в их числе Симонову, приходилось летать от зари до поздних сумерек. Как раз в темное время суток, в условиях плохой видимости, выполнив испытательный полет на самолете Як-9, он заруливал на стоянку. В это время на большой скорости, без огней, на старт выруливал летчик военной приемки. Самолеты столкнулись и загорелись. Военному летчику удалось выбраться из горящей машины и спастись, а у Симонова заклинило фонарь, и он сгорел заживо.

Об испытательской жизни Сергея Николаевича сложено множество легенд. Некоторые из них были далеки от действительности, хотя в них неизменно присутствовало очевидное уважение к нему. Есть немало разночтений по поводу числа его аварийных покиданий, как и их описаний. Вот что писал об одном из таких, часто обсуждаемых эпизодов сам Анохин. Непосредственно перед испытаниями планера на штопор Сергей Николаевич решил немного вздремнуть. Его разбудил стук молотка, которым явно неопытный солдат "укреплял" фонарь -"излишне" подвижный, по его убеждению.

«Мы набираем высоту кругами. Буксировщик - двухмоторный бомбардировщик - идет чуть ниже меня, и я хорошо вижу за его килем стрелка-радиста, который внимательно наблюдает "за воздухом", он просматривает нашу заднюю полусферу. Я тоже внимательно всматриваюсь в небо. Фронт недалеко, и могут появиться фашистские истребители. За небом наблюдаем не только мы. Две пары "яков" патрулируют над нами, готовые отразить противника.

Нужная высота набрана. Отцепляюсь от троса, включаю приборы-самописцы и делаю глубокое скольжение на правое крыло. Планер ведет себя по-прежнему и через секунду-другую переходит в левый штопор. По заданию следует сделать два - три витка. Но, вращаясь вокруг своей продольной оси, планер поднимает нос выше горизонта. Признак плоского штопора. Из него самолет или планер не всегда может выйти.

"Не стоит рисковать", - думаю я, и ставлю рули на вывод из штопора.

Но никакого эффекта. Планер вращается все быстрее и быстрее. Делаю еще попытку. Опять безрезультатно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное