Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи

В отсутствие Шиянова, занятого какой-то другой работой, предложили слетать Анохину. Он согласился. Полетел. Превысил скорость, вызвавшую сомнения у Шиянова, и машина у него развалилась. Он спасся на парашюте. В пятый или шестой уже раз. Он спасался на парашюте из таких положений, из которых во время испытательных полетов не было другого выхода. Это, с одной стороны, плюс - браться за такие рискованные дела. А с другой стороны, те же Шиянов, или тот же Рыбко, или Седов (я называю летчиков-испытателей самого первого ранга, асов этого дела), они же ни разу не прыгали, а делали работу столь же большой остроты!.. ".

К тому, что сказал Марк Лазаревич, ценивший талант своего товарища, надо добавить: Анохин, не имея инженерного образования, был человеком очень грамотным в авиационных вопросах. Тому -множество свидетельств, и об этом еще будет сказано. Сейчас же надо заметить, что дело инженеров давать летчику-испытателю грамотное, максимально возможное безопасное полетное задание. А дело летчика -выполнить задание. Каким бы опасным оно ни было. Для него главное -это важность и необходимость риска, которому он подвергает себя, членов своего экипажа, руководителей испытаний, создателей самолета. Конечно, ему, летчику-испытателю, принимать окончательное решение (если говорить о личном решении) - лететь или не лететь на опасное задание, ему взвешивать оправданность собственного риска. Но не более того. Его профессия такова, что он вынужден, должен доверять: и механикам, готовящим сложнейшую, нередко сырую еще машину, и руководителю полетов на командно-диспетчерском пункте, и своему экипажу, и, соответственно, ведущему инженеру по испытаниям, науке, методсовету. Строго говоря, он обязан прекратить выполнение заданного режима и полета, если возникает новое непонятное явление. Так что летчика-испытателя можно корить за многое, но вряд ли - за то, что он много раз покидал самолет. При этом нельзя не восхищаться действительно выдающимися испытателями, которым удалось этого избежать - не в последнюю очередь, благодаря обостренному чувству опасности и интуиции. А ведь среди них - так много сделавшие и изведавшие на самом краю пропасти, но ни разу не срывавшиеся, ни разу не покидавшие самолет аварийно - те же М. Л. Галлай, В. П. Борисов, В. К. Коккинаки... Осторожность - одно из самых ценных, хотя и скучных качеств летчика-испытателя. Сам я не слышал этого от Марка Лазаревича, но утверждают, что он в ответ на обвинения в недостаточной смелости спокойно отшучивался: "Пусть я буду трусливый Галлай, но живой Галлай".

Ю. И. Снешко не соглашался с оценкой Анохина Галлаем: он как бы ругал Анохина за излишнюю смелость, неосторожность: "Самого Галлая многие обвиняли в трусости, с чем я тоже не согласен. Осторожность - да, но не трусость...".

Громов, говоря об Анохине почти восторженно, что обычно не было ему свойственно, обращался к теме вибраций и флаттера. Он писал: «Однажды Коле Журову предстояло испытать на максимальную скорость известный самолет СБ. Я тогда не мог присутствовать на аэродроме, но предупредил его: "Если у тебя случится что-либо ненормальное в полете, немедленно переходи в прежний режим полета, где все было благополучно. Средство для этого одно: мгновенно закрой кран доступа бензина в двигатели и, если сможешь, бери плавно ручку на себя и, не раздумывая в воздухе, осторожно планируй к земле - там легче разобраться". Этот совет ему очень пригодился. Он - молодец. На большой скорости у него возник флаттер. Затрясло так, что он чуть не выпустил штурвал из рук, но успел мгновенно закрыть кран. Вибрация прекратилась, и он, медленно планируя, благополучно приземлился. Когда осмотрели самолет, то оказалось, что весь его центроплан и лонжероны были в трещинах. Самолет восстановить было нельзя. Еще бы лишняя секунда вибрации - и самолет разлетелся бы на мелкие кусочки... Что было бы с Колей? Предвидел ли один из выдающихся в мире конструкторов и все ученые ЦАГИ, принимавшие участие в проверке расчетов, что этот самолет неблагополучен?..

Из всех летчиков, которых я встречал на своем пути, - продолжал Громов, - я особенно выделяю С. Н. Анохина. Я считаю его выдающимся явлением по тонкости пилотирования. Никого, равного ему в таком блестящем пилотировании, не было и нет. О нем мало сказать только то, что он - талант. Ведь он еще и блестящий летчик-испытатель. Два совершенно полюсных противоположных психологических свойства сочетает в себе этот человек - храбрость и скромность. Представьте себе летчика, совершившего подвиг и оставшегося живым... Это - второе рождение человека! Его спрашивают: "Сережа, ну как ты?" - "Ничего, все в порядке". Все, кто видел его в этот момент, были сражены его милой до наивности манерой ответа. Его храбрость кажется просто какой-то наивной детской игрой. Это пример настоящего Героя-идеала. Это мой кумир!