Летели качели

Толя идет из воды к скамейке. Антон следует за ним. Толя садится на скамейку.

А я боли не боюсь. Я другого боюсь.

Антон (садясь рядом и досадливо разглядывая испоганенные штаны). М?

Толя. Обделаться боюсь. От страха. Как представлю, так неловко становится.

Антон. Кому до этого дело будет в такой момент?

Толя. Мне.

8

Один старый солдат возвращался домой со службы. Шел пешком по стране, иногда подъезжая на попутном транспорте. Ничего у него с собой не было, кроме шинели, исцарапанной курительной трубки и кисета с табаком, а спички давно кончились. Курить же хотелось невыносимо.

Но к кому только ни подходил солдат, у кого ни спрашивал – ни один человек не имел при себе огня. Тот не курит, этот огниво дома забыл, а третий вообще иностранец и ничего не понял. Сунул солдату луковицу – и на том спасибо. Грызя лук, словно яблоко, солдат шел по проселочной дороге через поле к лесу.

Лес был грозный и черный от времени, гигантские стволы слегка сгибались под собственной тяжестью, прислоняясь друг к другу. Над полем синело вечернее небо без единого облака, выводили извилистые трели какие-то птички, солнце ласково грело в спину, подгоняя, но идти прямо сейчас, на пороге ночи, под эти жутковатые деревья солдату совсем не хотелось. Он решил ночевать прямо в поле – на уютной шинели, подложив под голову мешок с вещами.

Однако ночью солдат проснулся из-за острого желания курить. Где-то не очень далеко, как показалось солдату, переговаривались приглушенно как будто бы люди. Солдат привстал и огляделся, толком ничего, конечно, не увидев в ночной темноте. Кроме разве что небольшого пятнышка света в той стороне, где узким продолговатым пятном на фоне остальной простой темноты угрюмо и неподвижно чернел лес.

Солдат подумал, что это, может быть, охотники сидят у костра – но только вот зачем посреди ночи? На кого можно было охотиться так поздно? Правда, тяга курить оказалась куда сильнее логики, поэтому солдат встал, подхватил шинельку и мешок и направился в сторону светового пятна.

На службе он многое повидал и почти ничего не боялся, но тут немного струхнул – что-то было не так с этим предполагаемым костром. Солдат никак не мог понять, что именно ему не нравится, а тревога его тем временем нарастала. Он шел все медленнее, все нерешительнее, все чаще останавливался и прислушивался, но голоса разборчивее не становились, а костер не приближался.

Вот солдат вошел под деревья, сразу чувствуя сырость и острый грибной запах. Пятно света оказалось почему-то левее, чем было раньше. Солдат пошел в его сторону, но стоило ему на секунду отвлечься на чуть не хлестнувшую по лицу ветку, как пятно снова сместилось влево.

Идти стало труднее – ели будто бы норовили стать как можно плотнее друг к другу, образуя почти что стену, острые сучки цеплялись за одежду, под ногами хрустели и чавкали огромные скользкие грибы. Костер постоянно убегал влево, а голоса приобрели отчетливо насмешливый оттенок.

Солдат понял наконец, что это какая-то нехорошая сила так с ним шутит, и решил вернуться в поле и уйти от этого леса как можно дальше.

Солдат развернулся и пошел в обратную сторону. Но не тут-то было! Свет никуда не подевался, он так же подрагивал слева, иногда на секунду прячась за толстые стволы, но тут же возникая снова. Под ногами опять хрустели грибы, а ветки совсем озверели – они вылетали из темноты и били по лицу, как плети. Голоса уже откровенно хохотали на незнакомом солдату языке.

В очередной раз наткнувшись плечом на колючий ствол, солдат поскользнулся на грибе и с размаху рухнул на спину. Вот тогда над ним и заворочались…

– Дашунь, подожди, телефон. Да. Дашку спать укладываю. Ну, еще не заснула. Почти. Хорошо, я выйду. Да. Через десять минут. Да. Не уходи никуда.

9

Толя и Маша на скамейке у подъезда. Маша в перчатках.

Маша. Давай будем курить, Толя.

Толя. Может, к нам пойдем?

Маша. Нет, не надо. У тебя там все свое, я не хочу нарушать. Тем более Даша спит.

Толя. Она крепко спит.

Маша. Нет, не стоит. Давай просто будем курить.

Толя. Ну давай.

Толя вынимает пачку сигарет, спички. Протягивает пачку Маше, та неловко берет сигарету. Толя помогает Маше закурить (ладони Маши при этом так и остаются у нее на коленях), потом закуривает сам. Использованную спичку Толя аккуратно возвращает в коробок.

Что с руками?

Маша. Ничего. Все хорошо.

Толя. А если честно?

Маша. Честно.

Короткая пауза, во время которой Маша пытается взять сигарету двумя пальцами изо рта, но чуть не роняет ее. Толя смотрит на Машу внимательно.

Уже лучше. Они мне просто очень мешали, понимаешь?

Толя. Теперь не мешают?

Маша. Теперь не мешают.

Толя. Я очень надеюсь, что все заживет.

Маша. Конечно, заживет. Все заживет. Все-все заживет. Зарастет новой кожей. И глаза, и рот, и уши. Один нос останется, чтобы дышать. А все остальное заживет напрочь.

Короткая пауза, во время которой Толя аккуратно берет Машу за плечо. Маша как будто не замечает.

Не надо, Толь. Не надо. Я не буду, честно. Это я так.

Толя. Пойдем к нам все-таки. Покушаешь. Там вкусное все.