Летящая по волнам

Она молча кивнула и взглянула на звездное небо. Великолепное разнообразие звезд раскинулось на небосводе. Они мерцали, словно бриллианты на черном бархате. Снова повернувшись к мужчинам, женщина заметила, что Анри тактично удалился, давая им с Уильямом возможность поговорить с глазу на глаз. До этого момента они еще не произнесли ни одного слова наедине.

Элизабет глубоко вдохнула, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. В тот же миг она разрыдалась, словно напряжение, которое копилось последние часы, наконец достигло предела и отняло у нее последние силы. Женщина почувствовала себя слабой и покинутой, беспомощной, словно ребенок, которому велели плыть по глубокому и зловещему морю. Она не знала, сможет ли это сделать. Стоит ли пытаться или же лучше сразу идти ко дну. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой одинокой.

Уильям уверенно обнял ее. Ни его, ни Элизабет не волновало, что подумает о такой близости чета Перье. В этот момент Уильям был просто человеком, сочувствия которого отчаянно желала сейчас Элизабет.

Он крепко прижал ее к себе и снова и снова стал гладить по затылку. Так же делал отец Элизабет, когда более пяти лет назад они хоронили ее сестру Джейн и ребенка, умерших в один день. А за несколько месяцев до этого они похоронили другую сестру, брата и мать Элизабет. Болезни и несчастные случаи забрали бóльшую часть их семьи. Сначала Элизабет считала, что когда-нибудь ее душа очерствеет и привыкнет к боли и больше не будет слез. Но, когда умерла еще и Джейн с новорожденной дочкой, горе Элизабет было таким же огромным, как и прежде. Она снова плакала не переставая. Тогда ее обнимал отец, теперь – Уильям. Нежно, искренне, с сочувствием. В тот день на семейном кладбище у Рейли-Манор они потеряли всё, но не друг друга.

Элизабет уткнулась лицом в плечо Уильяма, в мягкую хлопчатобумажную ткань его рубашки. От нее приятно пахло – сандаловым деревом, табаком и мужским пóтом. Элизабет смутно осознала, насколько знакомым был его запах, как отрадны его прикосновения. Губы Уильяма коснулись виска Элизабет, он шептал какие-то слова ей в волосы. Она не могла разобрать их смысл, но они успокаивали. Из дома долетали тихие звуки спинета, послышалось приятное сопрано Иветты – грустная песня о любви и смерти.

Через некоторое время Элизабет почувствовала себя лучше. Она тяжело сопела, уткнувшись в рубашку Уильяма, и глубоко вздыхала.

– Ах, Уильям, что бы я без тебя делала!

Он еще раз крепко прижал ее к себе, потом взял за плечи и немного отодвинул назад.

– Ты весь вечер держалась удивительно стойко. Нет женщины храбрее тебя, Лиззи.

– Как ты можешь так говорить после того, как я залила слезами всю твою рубашку? – Элизабет рассмеялась сквозь слезы и вытерла щеки тыльной стороной ладони. – Посмотри, она промокла насквозь.

– Главное, что ты смогла хорошенько выплакаться.

– Ну, вот видишь. Где же тут храбрость? Я ужасно себя чувствую! Такой отчаявшейся и испуганной, словно маленький ребенок.

– А как же ты должна себя чувствовать, после стольких недель неведения услышав новость, которую я тебе сегодня привез? – Уильям снисходительно покачал головой. – Не будь к себе слишком строга, Лиззи. Храбрым человека делает не бесстрашие, а способность преодолеть самые худшие страхи.

– Ах, Уильям, ты так добр ко мне, но и под это описание я не подпадаю. Я не идеал. – Элизабет замялась, подыскивая слова. – Знаешь, если Дункан… если он… если бы я только знала, что с ним…

Она не смогла договорить.

– Ты могла бы погоревать по нему, – произнес Уильям. – И подумать о новой жизни.

Элизабет не хотела об этом слышать. Она упрямо помотала головой, но промолчала. Уильям взял ее за подбородок и слегка приподнял его:

– Лиззи, никто не требует, чтобы ты отрекалась от Дункана. Пока ты не узнаешь правду о его судьбе, тебе только и остается, что ждать очередных новостей. Просто позволь мне быть рядом с тобой и помогать тебе.

Он легко провел пальцем по ее заплаканной щеке.

– Возвращайся со мной на Барбадос, там я смогу позаботиться о тебе и детях.

– Уильям, ты и так уже много для меня сделал. Я не могу требовать от тебя еще и этого.

– Что за ерунда! – отмахнулся он. – Усадьба Саммер-хилл готова. Это огромный дом. Для меня и Селии он слишком велик. Сейчас самое время наполнить его жизнью.

– Селия… Как у нее дела?

– Она очень упряма и все держит под контролем. Включая и меня.

Услышав такое сухое замечание, Элизабет рассмеялась. Она очень хорошо представляла, как Селия заботится о том, чтобы Уильям регулярно ел, менял белье и хотя бы иногда отдыхал от тяжелой работы. Если бы не мулатка, рубашка Уильяма не была бы так тщательно выглажена, а панталоны и обувь не сверкали бы чистотой. Наверное, она помогала ему даже бриться.

Уильям все еще держал Элизабет за подбородок. Он в последний раз погладил ее кончиком большого пальца по щеке и мимолетно коснулся уголка рта. Наверняка это было сделано не намеренно. Но Элизабет машинально подалась немного назад, и Уильям опустил руку. На его лице отразилась болезненная досада.