Мы вернулись в зал стриптиза. Девушки оставались на своих местах: две – на скамье, одна – порхала вокруг шеста. В чертах ее лица мне почудилось нечто знакомое, но отец отвлек меня от воспоминаний. Он выпустил тучу яблочного дыма и заговорил:
– Теперь, Николас, –
– Да, Никки, – подключилась к разговору дама слева. – Не отчаивайся! Тебе может показаться, что ты один, но мы всегда за тобой присматриваем!
– Особенно, – вступила дама справа, – когда ты в ду́ше. Очень сексуально!
Отец поморщился и отмахнулся:
– Не развешивай уши, Никки, она просто пытается поднять твою самооценку. Но ты должен сделать это сам! Слышишь? Сам!
– Да брось ты! – Я рассмеялся, без малого истерически. – С чего бы подниматься моей самооценке? Кто я, и кто – он? Марселино – крутой и сильный воин. Его дух закален не меньше тела. А я только и делаю, что плачу и гоню. Меня даже машины не слушаются! Я – выкидыш, по недосмотру всевышнего развившийся в мыслящее существо, внешне похожее на человека.
Отец повесил голову.
– Никогда бы не подумал, что мой сперматозоид выскажет мне такое…
Шестым чувством ощутив движение, я повернулся и увидел девушку. Она соскользнула с шеста и подбежала ко мне. Большие черные глаза смотрели прямо и открыто.
– Я люблю тебя, Николас! – сказала она. И засмеялась. – Надо было сказать об этом очень давно…
– Познакомься, – проворчал отец. – Это – Ремедиос. Втюрилась в тебя без оглядки в незапамятные времена. Мы сперва смеялись, а потом сделали ей ключ-карту от твоей комнаты. Надеялись, что истинное, жаркое испанское чувство пробудит тебя. Но просчитались. Она не сумела привлечь твоего внимания. Она так и умерла, не осуществив своей мечты. Знаешь, о чем она мечтала?
Ремедиос улыбалась сквозь слезы:
– Мечтала просто сказать тебе о своих чувствах. Как будто все внутри падает вниз… Или летит вверх!
Она рассмеялась и упорхнула, оставив меня стоять с раскрытым ртом, придавленного всей массой бытия.
– Кто я? – Голос Ремедиос долетел сзади, и я развернулся. Она вновь скользила по шесту. – Я – безродная девчонка из прислуги. А кто – он? Сын самого дона Ривероса! Я была обречена с самого начала!
– Нет, – прошептал я. – Нет, если бы ты… Если бы я…
– Если бы ты знал, – прогремел голос отца, – то все могло бы сложиться иначе.
– Да!
– Если бы она только осмелилась открыто сказать тебе о своих чувствах.
– Но она не сказала!
– Так же, как сейчас молчишь ты.
Дым заполнил помещение. То тут, то там вспыхивали пучки лазеров, и в глазах плясали разноцветные пятна. В дыму исчезла Ремедиос, две безымянных девушки и отец с кальяном. Только его голос еще звучал, напутствуя:
– Не смей решать за других, Николас. Никогда. Не отнимай у них этого удовольствия. И, Христа ради, покажи нам настоящий секс! Не заставляй папу краснеть за тебя.
Опять что-то коснулось лица, и я открыл глаза, вынырнув из разноцветного дыма в… В кладовку.
Я лежал на ящиках, а надо мной сидела Вероника с печальным выражением лица.
– Николас… – Она покачала головой. – Как же ты нас всех напугал…
– А что случилось? – Язык плохо слушался, картинка перед глазами расплывалась, немного подташнивало.
– Случилось… – Вероника хихикнула. – Нет, вот скажи – ну кто стреляет из «Дигла» одной рукой? Ну я могу, ладно. Но ты-то куда?
– В меня попала пуля? – Я все еще не понимал, что случилось, хотя последние моменты перед лекцией о сексе в памяти воскресли.
– Нет, тебе прилетело пистолетом между глаз. Марселино тоже не в лучшей форме – он уже два часа ржет и не может остановиться.
Кажется, это была шутка. Всем своим видом Вероника приглашала меня присоединиться. Рассказать ей о своих чувствах? Сейчас? Да она просто умрет со смеху, вот и все. Я для нее – забавный приятель с изувеченной психикой. Таким она меня хоть как-то ценит.
– Ну сходи, наложи ему жгут на шею. Должно помочь, – проворчал я, пытаясь сесть. Вероника наблюдала за моими потугами. Она стала серьезнее.
– Не хочешь рассказать, какой черт тебя дернул меряться членами с Марселино?
Вопрос был задан грубоватым тоном, но лицо, взгляд… Вероника ждала ответа, затаив дыхание. Я мысленно стиснул зубы.
– Выдалась свободная минутка, а я давно не доставал член ради кого-то другого, так что всё это было, в какой-то мере, неизбежно…
– А что если Марселино мне всё рассказал? Про условия вашего дурацкого пари.
В этот момент я как раз тёр лицо ладонями. Пришлось увлечься процессом. Должно быть, со стороны я выглядел, как парень, пытающийся прийти в себя после отключки, а не как парень, пытающийся скрыть кровь, прилившую к щекам со всего организма.
– Да, прости. Денег у меня не было, пришлось ставить на кон тебя. Но это он предложил, честное слово!
– Он свое еще получит. А вот ты…
Договорить ей помешала распахнувшаяся от мощного пинка дверь.