Летящие к Солнцу. Книга 2. База Судного Дня

Я тряхнул головой, приходя в себя и вспоминая, кто я и где я. Как только разгерметизировались помещения, мы с Ройал вышли в зал и спустились в подземелье. Здесь было безопаснее, сюда никто не проникнет без нашего разрешения… Уже никто.

Я даже не пытался утешать Ройал, которая за час дважды потеряла семью. Сначала они предали ее, а потом – погибли. Меня трясло и мутило, то и дело прорывались рыдания. Ройал, наверное, было еще хуже, но она вела себя тихо. Когда я лег на койку Робби, она уселась внизу, обхватив руками голову, да так и застыла.

Не думал, что смогу уснуть, однако быстро отключился. Когда я в последний раз нормально спал? Не припомню…

И вот опять мой сон прерван, потому что внешнему миру нужно от меня что-то еще. Я оставил их, я отдал им оружие, я отдал им сто шестнадцать боевых единиц, я пробил самое днище и закрылся в подполье с самым бесполезным роботом в мире. Но им нужно еще. Больше и больше. Они, должно быть, самую душу хотят из меня высосать, и только тогда успокоятся.

– Да? – спросил я в микрофон.

– Говорит твой лучший друг Джеронимо. Уполномочен спросить, как ты там.

– Уполномочен? – скривился я. – Этим, что ли?..

– Отрицательно, – дежурным тоном говорил Джеронимо. – «Этот» тоже присутствует здесь, но разговор инициирован не им. Я-то прекрасно понимаю, что к тебе лучше не лезть, но здесь заламывает руки отвратительная карга, настолько жирная, что не помещается в Центр Управления. Кажется, она вбила в свою маразматичную голову, что ты по ней скучаешь, или типа того. Мол, не откажешься ли ты с ней поговорить, пока не сели батарейки в ее слуховом аппарате.

Из описаний я узнал Веронику. Ну да, ясно, что нужно миру. Индульгенция, прощение, освобождение. Получите, распишитесь, мать вашу так:

– Не хочу, – сухо сказал я. – Мне тут есть с кем поговорить.

– Вероника подразумевает некие чувства с твоей стороны, если, конечно, я верно истолковал те междометия, перемежаемые мычанием, которые она издает. Она… Сейчас, подожди.

Я ждал, слушая шуршание в наушниках – Джеронимо свои, видимо, снял и сейчас уточнял у Вероники месседж. Ройал все так же стояла у коек, блекло посверкивая на меня ставшими голубыми глазами. Я слышал отдаленные голоса Джеронимо и Вероники. Кажется, что-то сказал Марселино.

– Прием! – вернулся Джеронимо. – Вероника говорит, что ей очень жаль тех сто шестнадцать роботов, которых угробил ее новый хахаль. Просит передать, что искренне пыталась спасти хотя бы их часть. Каким-то загадочным образом – я плохо уловил связку – это переходит в сумбурные раскаяния на тему того, что она тебе наговорила в последний раз, мол, была слишком резка и так далее. Просит понять, простить и допустить в подвал, ежели тебе интересно ее увидеть перед смертью и выслушать всё это лично.

Хорошо, что через наушники Джеронимо не слышал, как колотится мое сердце. Я представлял, как Вероника спустится ко мне. Как мы сядем рядом, и… Нет. Ничего не будет. Она, быть может, поцелует меня из жалости, но я не настолько жалок, чтобы ради этого распустить слюни. Хочешь индульгенцию? Держи!

– Запомни и передай дословно, – начал я.

– Попытаюсь, Николас, но я не спал уже черт знает сколько времени, у меня коротит мозг, и я только что использовал процентов двести его ресурсов на то, чтобы запомнить и передать тебе маловразумительной блеяние своей сестры. Но я приложу максимум усилий, я сосредоточен. Давай. Записываю сообщение в мозг. Сразу как закончишь, скажи кодовое слово «Беллинсгаузен», и я отключусь, чтобы передать. Заранее пока-пока, приветики Ройал.

Будто подыгрывая Джеронимо, в наушниках и вправду послышался щелчок – его мозги перешли в режим записи.

– Я не желаю видеть Веронику Альтомирано. Я не желаю слышать о Веронике Альтомирано. Она мне отвратительна настолько, что от одной только мысли о ней меня передергивает. Беллинсгаузен.

– Роджер, – бесстрастно подтвердил Джеронимо.

Опять зашуршало – он снимал наушники.

– Ну что? Как он? – услышал я обеспокоенный голос Вероники и чуть не заплакал, представив, как сейчас на нее выльются мои слова, отсекая все до единого шансы и возможности.

Спокойно, Николас. Ты сказал о своих чувствах. Пусть не настоящих, но – сказал. И ты поступил правильно. Пусть хоть у нее перед смертью все в голове стоит на нужных местах.

– Нормально, – послышался голос Джеронимо. – Передергивает, думая о тебе, или типа того – я дремал, но ключевые слова уловил.

– Нет! – заорал я в оглохшее радио. – Нет, подонок, зачем?! Что ты с нами со всеми делаешь, грязная сатанинская машина, манипулирующая людьми, как марионетками! Обезумевший мелкий…

Я сам не заметил, как сверзился с верхней койки на пол, оказался на коленях и, рыдая, принялся колотить наушниками об пол. Что, что, что теперь думает обо мне Вероника?! Какую гнусную картину рисует ее воображение благодаря этому негодяю?! Боже, он ведь сказал эту чушь при гребаном Марселино!

Перекатившись на спину, я завыл в потолок. Надо мной склонилась исполненная сочувствия Ройал.

– Истерика, да? – покачала головой она. – Я тоже так хочу. Но не хочу. Это нормально?