Лопата ударила в дужку замка, и тот отлетел вместе со скобами. Саморезы выворотили куски древесины из крышки. Отбросив инструмент, я наклонился и открыл гроб.
– Здравствуй, Николас! – ощерился на меня эмоциональный двойник. – Готов к счастливому воссоединению? О, у меня для тебя подарок в честь встречи. Ты случайно уронил их в гроб.
Он протягивал мне электронные часы, те самые, которые я зачал и воспитал в подземельях дома Альтомирано. Цифры светились зеленым. Я взял массивную деревянную коробочку из рук двойника и улыбнулся:
– Спасибо, мне их недоставало. Теперь хоть не надо будет беспокоиться за время.
Три часа ночи и четырнадцать минут. Я нажал кнопку, и цифры изменились, начав отсчитывать время до термоядерного взрыва. Условное, разумеется. Вряд ли Рикардо будет столь дотошно пунктуален. Но, тем не менее…
00:52:17
16…
15…
Я забросил часы в инвентарь. А почему бы у меня и не быть инвентарю, спрашиваю я тех, у кого лезут на лоб глаза? В этом ментально-астральном мире, принявшем вид кладбища, может быть все, что угодно. Откуда, по-вашему, появился у меня в руке знаменитый пистолет «Desert eagle»?
– Эй, ты чего? – всполошился двойник, когда я приставил ствол к его лбу.
– Прости, что похоронил живьем, – улыбнулся я ему. – Больше не повторится. Моё раскаяние – моя сила.
Палец плавно надавил на скобу, гром и молния разорвали пространство. В этот раз пистолет едва дернулся в руке.
Я стоял в могиле, над раскрытым гробом, залитым кроваво-мозговой кашей, и улыбался.
– Я черпаю силу в радости победы. И горечь поражения придаст мне силы, потому что принесет опыт.
Кладбище исчезло. Я открыл глаза, предоставив ментально-астральным бульдозерам засыпать могилу. Прах к праху, земля к земле.
– Моя любовь делает меня сильнее, – прошептал я, глядя, как раскрываются врата в смертоносный тоннель. – Моя любовь – огонь, текущий по венам. Моя ненависть – горючее. Мой страх – оружие. Моя боль – патроны. Мой вискарь… Вот он, да.
Я вынул бутылку из внутреннего кармана, хорошо приложился к горлышку. Допить не получилось. Я был полон под завязку, и обжигающая жидкость не лезла в глотку.
Бутылку я разбил о бак Ройал. На счастье.
– Готова превратиться в пыль?
– В звездную пыль, Николас!
– Так точно, крошка. Наше безумие – энергия, что домчит нас до звезд.
В голове заиграла новая мелодия, и, дождавшись слов, я крутнул ручку газа.
В тот миг, когда мой ботинок оторвался от пола, а душа поперед мотоцикла понеслась в пекло, в наш совершенный план вмешалась третья сила. Ройал качнулась под чьим-то весом, чьи-то руки легли мне на плечи, а в правое ухо чьи-то губы сказали:
– Никаких самоубийств, пока я – командир отряда. Это ясно, Николас Риверос?
– Ну ма-а-ам! – простонал я, прислушиваясь к своим чувствам. Душа пела. Пела и пела, про колеса и друзей, и про то, что мы будем гнать до самой смерти. Гнать во всех мыслимых и немыслимых смыслах этого слова.
– Глуши движок, я читала твое письмо, – приказала Вероника. – Если бы ты…
– Этот движок уже не заглушить, – перебил я. – Мои чувства – скорость. И либо так, либо они разорвут меня на мелкие кусочки сами.
– Я что, с тобой спорить буду? – фыркнула Вероника. – Делай как знаешь, я не уйду. Если ты действительно так меня любишь, то посмотрим, как у тебя получится хладнокровно подвергнуть меня опасности.
– То есть, ты со мной? – уточнил я.
– А ты не чувствуешь? – Я ощутил подзатыльник и улыбнулся.
«Хладнокровно», ха! Как же. «I’m running hot, I’m never cold»!
«Ройал?»
«Поняла!»
Заднее колесо завертелось, раздирая в клочья металлический пол. Движок сотряс стены и потолок, а пространство исказилось, рванулось навстречу, вытягиваясь, как будто мы сходу достигли скорости света.
– Что ты делаешь?! – кричала Вероника, обхватив меня руками за туловище.
В ответ ей летели слова песни:
– We’re here to burn up the night!
«Раз», – сказали часы, когда мы втроем влетели в тоннель.
«Два», – сказали они через секунду.
В то же мгновение к бешеному треску мотоцикла присоединились пулеметы. Я крутанул ручку газа до упора и стиснул зубы.
«Николас! – восторженно вопила Ройал. – Мы быстрее! Ты чувствуешь? Мы быстрее!»
– Чувствую, – шептал я, и ветер уносил мои слова. – Чувствую!
Мы были быстрее всех в этом придурочном мире, из которого ушло даже солнце.
Глава 38