Летящий с ангелом

Центральная часть города производила серьезное впечатление. Гранитные цоколи домов, богатые цветочные клумбы, солидные здания, уютные аллеи — все это внушало уважение. Только воздух все портил. Кроме обычных выхлопных газов автомобилей здесь всюду висел сладковатый запах, свойственный металлургическим заводам.

Рассуждая об экологии, я вышел к храму. Пятиглавая церковь стояла в окружении зеленого массива и казалась центром уюта и стабильности. Внутри ограды среди старинных лип и тополей существовал отдельный от внешнего мира уголок. Здесь легко дышалось, хорошо думалось. Как только я перекрестился, молитва сама ожила во мне. Я зашел в храм и поставил свечи на все подсвечники. Здесь я почувствовал себя дома. Будто вернулся из дальней поездки и вдохнул домашний родной воздух.

Ко мне подошел седобородый мужчина в сером сатиновом халате и сказал:

— Обязательно сходи на погост, брат. Там сразу у алтаря увидишь резной крест. Это могила владыки Варсонофия. Мы его почитаем как священномученика. Скоро его канонизируют. Песочек с могилы имеет целебную силу.

И вот я встал у могилы моего прадеда. Внимательно рассмотрел резной крест. На зеленом холмике среди стелющейся травы росли белые астры и горели толстые восковые свечи. Я приложился к прохладному влажному кресту. Встал на колени и в земном поклоне коснулся горячим лбом живой земли могильного холмика.

Владыка, так это ты меня сюда привел? Ты устроил меня на работу, послал меня в командировку, изменил погоду в далеком городе, поселил в ближайшей к себе гостинице и привел к своей могилке. Я, наверное, так и не узнаю до конца жизни, скольким обязан тебе. От скольких бед ты меня уберег, от скольких злых людей отворотил… У меня просто нет слов, чтобы выразить тебе мою благодарность. Между нами огромная пропасть. Ты на торжествующих небесах, а я еще из ада не выбрался. Ты свят и угоден Богу, а я по самые уши в грехах и страстях. Но ты сумел соединить нас каким-то невидимым, но прочным мостом, и за руку ведешь меня к себе домой, как мудрый сильный дед непослушного капризного внука. Нет слов…

Ты только вот что, дедушка, ты только не оставь меня. Ладно? Еще прошу тебя, помолись о моей Свете, о наших детках, о моих старичках-родителях, о тех, за кого я молюсь. Ты знаешь их имена. Тебе все известно, дед родной. Я не знаю, как это сказать… Сейчас я хочу умереть за них. Может, это безумие, может я в ошибке, не знаю. Но мне кажется, что умереть за людей, которых любишь, — это наивысшее счастье. Может, ты мне… как-нибудь… в этом… А?

 Покончив с делами на Урале и на границе с Казахстаном, я вылетел стареньким АН-24 домой. Но снова погода вмешалась в мои планы, и мы вынужденно сели в каком-то маленьком аэропорту. Бортпроводница сказала, что отсюда автобусы едут до города, где можно поселиться в гостинице и переждать непогоду. Название города мне что-то смутно напомнило. Я позвонил домой и спросил маму, не отсюда ли мы уезжали к тете Нюре. Она сказала, что это именно тот город. А еще сказала, что только час назад им принесли телеграмму. Тетя Нюра умерла.

Я взял такси и выехал на похороны. Мало что изменилось с тех пор, как я ребенком ходил по этим пыльным зеленым улицам большого села. Разве только церковь новая появилась. Или это прежнюю восстановили? И еще селу вернули прежнее название — Успенское. Я успел к самому погребению. На кладбище встал в очередь к гробу и отдал последнее целование покойной тетушке. Лицо ее было таким спокойным, будто она прикорнула с устатку и сейчас проснется, встанет и пойдет по делам. Но не встала и не пошла. Отходила свое по земле моя теть-Нюра. Теперь у нее на Небеса путь-дорожка.

В просторной теткиной избе было три комнаты. В одной пили водку, в другой спали  вповалку, а в третьей собрались верующие и читали по очереди псалтирь. Отчитал и я свою кафизму. Потом познакомился с дальними родичами. И тут выяснилась одна приятная новость. Оказывается, наше поколение - мои двоюродные братья и сестры - почти все были верующими.

Мне рассказали, что наш род Успенских вплоть до владыки сплошь состоял из священников и монахов. Во время коммунистических гонений всех, причастных к священнической ветви, уничтожили. В живых осталась только бабушка Вера, сестра нашего владыки. Она переехала в город, окончила курсы благородных девиц и вышла замуж за толстовца. От их брака родилось шестеро детей. Видимо, эта толстовская ересь настолько впилась в гены и сам дух наших родителей, что только одна тетушка Нюра и сумела выстоять и передать веру нам. Остальные остались в безумии.

И вот сейчас новое поколение верующих встало у святых образов и читало псалтирь. Я вспомнил, как рассказал тете Нюре о своих полетах по небесам, а она воскликнула: «Вера в народ возвращается!»   Дети мои