Летящий с ангелом

Атмосфера на кухне была очень приятной. Черная беда, с которой пришла Оля, исчезла. Ее будто вытеснил свет любви. Женщины заговорили о чем-то житейском. Но это неважно, о чем они говорили, все равно в переводе их слова звучали так: мы любим друг друга и поможем всем, кто нуждается в нашей поддержке. Я смотрел на мою Свету, у которой в золотистых волосах снова заплутались солнечные лучи; на старенькую маму, кроткую и добрую; на Олю, утешенную в горе. Смотрел на этих женщин, которых любил, каждую по-своему, и подумал, а ведь у них даже имена похожие. Светлана по-славянски, Ольга по-варяжски, Елена по-гречески —  означают одно и то же: огонь, свет, факел. То есть, огонь, дающий свет. Так что находился я среди трех светильников, и хорошо мне было с ними.

Вечером мы со Светой встали на молитву. Обычно мы читали молитвы по очереди: одну она, одну — я. Признаться, раньше я с трудом заставлял себя встать на правило. А с тех пор, как у меня поселилась Света, я стал ожидать этого момента: вместе молиться не только легче, но и радостнее. В такие минуты я был счастлив в самом высоком смысле слова. Я чувствовал невыразимое благодатное единение с моей возлюбленной. Мы были вместе, как в детстве, когда держались за руки и… летали. Совместная молитва и стала нашим полетом: мы отрывались от суеты и взлетали душой в Небеса.

В тот вечер в правиле «на сон грядущим» помянули мы Ольгу о здравии, а Максима о упокоении. Как закончили правило, зазвонил телефон. Света кивнула: «Подними, Андрюш, - Оля звонит». На самом деле, это была она.

— Андрей, я впервые сегодня молилась.

— Поздравляю.

— Спасибо. Ты знаешь, мне сейчас так спокойно. Я впервые после смерти мужа чувствую себя хорошо. Я звоню, чтобы поблагодарить вас. Вы очень хорошая пара. Я теперь понимаю, почему ты ожидал Свету всю жизнь. Она у тебя просто чудо.

— Согласен.

— Слушай, Андрей, ну почему, чтобы прийти к Богу, нам обязательно нужно дойти до края… Впрочем, это вопрос без ответа. Все. Прости за поздний звонок. Спокойной ночи.   Битва за отца

С тех пор, как отец вышел на пенсию, он заразился «диванной» болезнью. Лежит мой старичок и смотрит телевизор. Казалось бы, ничего страшного не делает, а просто убивает себя медленно и верно. Раньше-то хоть вставал и переключал каналы. Раньше хоть кинофильм до конца досматривал. Теперь купили телевизор японский с пультом. Лежит и часами щелкает по десяти каналам, чтобы одновременно «быть в курсе» всего сразу. Часов в девять вечера прибегает на кухню: «Я так за них переживаю!», накладывает тарелку еды и — обратно к ящику. Потом приносит тарелку и сообщает: «А наши-то победили!» — «Кто наши? — «Да эти, спецназовцы — инопланетян». А глаза красные, а лицо зеленое, как у этих самых пришельцев. И живот выпирает, как огромная грыжа…

Однажды я воспылал «ревностью не по разуму» и в сердцах полоснул ножом по антенному кабелю в коридоре. Телевизор замолчал. Зато старики заплакали оба сразу и навзрыд: что же ты нас последней радости лишил? Что мы тебе сделали, сынок? Уладила все, конечно, Света. А мне пришлось извиняться перед всей семьей и покупать новый кабель.

В отместку, что ли?... И меня затащил отец «на премьеру». Самое страшное, я тоже увлекся, как алкоголик водкой. И я также бегал на кухню и резал бутерброды и поглощал их на нервной почве. Отбивал у отца пульт и щелкал по каналам и просмотрел все сразу до глубокой ночи. Отец после одиннадцати задремал, а я все щелкал. На экране мелькали мордобой, выстрелы, лилась кровь, летали ведьмы и хромали оборотни. После полуночи репертуар сменился: по всем каналам пошел разврат. И самое противное, что женщины были так блистательно красивы…

Спал ужасно, а на утро встал разбитым, с резью в глазах и смутой в сердце. Вечером Света повела меня за руку в храм. Я еще упирался… Мы плечом к плечу отстояли очередь на исповедь. Наконец, молодой священник не без улыбки выслушал о моем позоре, со вздохом накрыл епитрахилью, и только тогда полегчало. Но уж смотреть эту гадость больше не стал.

То ли дело святые отцы! Берешь книгу и душой переселяешься в пустыню, в келью, в дремучий лес — подальше от мирской суеты. Только полчаса назад был холодным и ленивым. В голове толкались тысячи мыслишек о деньгах, здоровье, бытовых проблемах. И вдруг вся эта ерунда исчезает. Ты входишь в келью и закрываешь дверь. Тебя укутывает тишина, слышно, как бьется сердце, и льются по его сосудам золотистые пульсары Иисусовой молитвы. Только сорок минут назад память повторяла едкие слова обидчиков, и вскипал «праведный гнев». И руки чесались позвонить ему и высказать нечто такое острое и умное, чтобы он там грохнулся на пол и забился в судорогах. Но в келье святого твои враги обращаются в хороших людей. Тебе очевидно: они ничуть не хуже тебя. Господь любит их не меньше. И, кто знает, может, ты сорвешься в пропасть смертного греха, а он в тот миг восстанет из праха неверия и спасется. И вы поменяетесь местами.