Летящий с ангелом

Да будет на все воля Божия, прошептал я и пошел в указанном направлении. В конце коридора стояли скамейки. На них кучно сидел народ лицом к двери, обитой дерматином. Обычные люди и обычная дверь, каких много. Я спросил, кто последний к старцу. Ко мне подбежала пожилая монахиня в апостольнике и сунула в руки потрепанную псалтирь: становись к аналою и давай, читай, пока свежий. Открыл я по закладке семнадцатую кафизму и стал читать. Впервые на церковно-славянском языке. Сначала-то, конечно, запинался на каждом сокращении. За спиной при этом раздавался сочувствующий смех. Но я упорно читал и читал. На «Славе» прочитывал вложенный помянник с десятками имен, написанных опять же по-древнему. Тут я запинался почти на каждом имени. Про себя думал, что так и надо: я ведь дурачок, что с меня взять?

Наконец, мокрый от напряжения, закончил читать молитву, что после кафизмы. Почти сразу открылась дверь, но не с обивкой, а простая, с масляной краской. Вышел старичок и позвал меня за собой. Я пожал нерешительно плечами: а как же отец Феофан? Монахиня снова подбежала ко мне и сказала: иди, дурень, сам старец Никита тебя зовет!

Я вошел в келью и оглянулся. Ничего особенного. Кровать под шерстяным одеялом, стол с книгами, шифоньер и аналой у красного угла. Старец поставил меня на колени и накрыл голову старенькой епитрахилью. Сверху положил сухонькую ручку. Тепло от его руки я чувствовал через несколько слоев ткани. Он меня подробно исповедал, задавая вопросы: это было? этим занимался? в этом грешен? Когда он прочел разрешительную молитву и снял епитрахиль, мне стало легко и спокойно. Старец смотрел на меня лучистым взглядом и спрашивал, спрашивал. Я находился в том дивном состоянии, будто в детстве забрался на колени к маме, а она меня обнимала и гладила по голове теплой рукой.

— Сам-то чего хочешь: монашества или жениться? — спросил старец.

— Боюсь, такому блудному, как я, лучше жениться. Как вы думаете?

— Что нам думать, сынок, — улыбнулся он, — мы ведь дураки, правда?

— Так ведь… Как же это?.. — мямлил я, сбитый с толку.

— Давай, Андрей, помолимся, чтобы Господь все управил так, как Ему надо.

И мы встали на молитву. Старец несколько раз падал на колени, я тоже. Он легко на поясных поклонах касался рукой пола, я — с трудом. Под конец молитвы я снова облился потом. Старец же оставался спокойным и радостным.

— Ну вот, мы и поработали немножко. Да будет нам не по трудам нашим, но по великой милости Господа и Пресвятой Богородицы.

Старец улыбнулся и присел на стул. Я стоял и неотрывно смотрел на его сухонькие ручки. У меня появилась уверенность, что теперь все будет хорошо. Именно так, как нужно всемогущему и совершенному Богу, а не мне, грешнику.

— А теперь иди домой. Скоро встретишь ты свою невесту. И будет она такой, какая нужна тебе.

— А если я ошибусь? А если приму за настоящую не ту?

— Не волнуйся. Узнаешь свою невесту, не сомневайся. То, что от Бога, человек всегда узнает.

Вышел я от старца, как на крыльях. Казалось, ноги не касались земли. На душе царил светлый мир. Я смотрел на людей и думал, какие же все красивые и добрые. Я смотрел на синее небо, зеленую траву, цветы и думал, как прекрасен мир Божий. Я прислушивался к себе и думал, как счастлив я, что пришел к Богу!

После посещения старца я стал пристально присматриваться к девушкам. «Узнаешь свою невесту, — сказал старец, — не сомневайся. То, что от Бога, человек всегда узнает». К заболевшей маме приходили молодые сотрудницы. Я сидел у маминого изголовья и наблюдал за ними: кто как сидит, кто что говорит, кто кокетничает, а кто скромно молчит. Право же, среди них были достойные претендентки, но сердце мое тупо молчало.

Заходила ко мне в гости Анечка. Рассказывала о своей консерватории, о новых друзьях. Я вспомнил, как мама Светы назвала ее самой красивой девочкой в нашем классе. На самом деле, Аня в девичестве еще больше расцвела. В ней имелось все, что только может пожелать нормальный мужчина: красота, изящество, утонченность, доброта… Только я себя нормальным не считал. И рядом с этой девушкой-совершенством я был холоден, как лед. Уф-ф-ф. Что я за урод!..

Перед свадьбой позвонила Оля. Она расхваливала своего жениха, описывала роскошное платье, делилась планами свадебного путешествия: Париж, Венеция, Рим… А я слышал: только слово скажи, и я все это брошу ради тебя. Нет, не сказал я заветного слова. Вообще молчал, как рыба в морозилке. Видно мне суждено век в девках куковать… или, как там, в парнях, что ли. Нет, подожду. Еще подожду. Старец не мог ошибиться.