Летит стальная эскадрилья

Может. В дни тяжких испытаний и лишений, когда, кажется, забывали о своей принадлежности к роду человеческому, любовь помогала нам превозмочь боль и страдания, наполняла все существо жаждой жизни. Именно благодаря любви люди не ожесточались, не черствели. Любовь помогала всегда и всюду оставаться людьми.

Таким и был до конца своих дней Петр Гучек. Он умел дружить, ценя дружбу, был верен ей. Более преданного и верного товарища найти, мне кажется, невозможно. Когда человек уходит из жизни, обычно коришь себя за то, что мало общался с ним, недоговорил, недослушал. Так-то оно так, но в том-то, наверное, и чувство утраты, и любовь, что всегда было этого человека недостаточно и ныне недостает…

Через час после гибели Петра, еще не веря в эту трагическую весть, мы вылетели на прикрытие войск в тот район, где погиб Гучек, в окрестности Шпремберга. Командовал группой Дмитрий Глинка, ведомым он взял Николая Белоконя, во второй паре шли Антоньев и Жарин. Я с Симковским составили группу прикрытия.

Мне страстно хотелось найти место, где упал самолет друга, поэтому в полете я больше смотрел на землю. Вдруг раздалась, как всегда, резкая и четкая команда Дмитрия Глинки:

— Впереди «фоккеры»! Приготовиться к атаке. Борода, свяжи «худых»!..

Сначала я увидел четверку «мессеров», а затем большую группу — не менее десятка — «фоккеров», которые заходили на штурмовку наших войск. Дмитрий в присущей только ему манере — всей четверкой, открыто, решительно, без маскировки — пошел в атаку. «Фоккеры» дрогнули и, не приняв боя, развернулись на запад, не досчитавшись одного самолета, сбитого Глинкой.

Четверка «мессеров» пыталась было помочь своим, но атака нашей пары преградила им путь. Через несколько минут один «мессер», объятый пламенем, пошел вниз.

Мы дрались молча, жестко сжав челюсти, до смерти ненавидя врага. И наши смертельные трассы были местью за Петра Гучека…

После посадки я попросил Василия Ковальчука написать на моем самолете: «За Петю Гучека». Некоторые тогда говорили, что не нужно делать такие надписи: это, мол, будет демаскировать в воздухе, и фашистские асы станут особенно преследовать самолет с подобным девизом. Но я считал, что врагов нечего бояться, внушать страх должны мы, а не они.

Когда Ковальчук писал на фюзеляже: «За Петю Гучека», я верил и надеялся, что мой боевой друг жив, что он вернется. По решению комдива Покрышкина над местом гибели Гучека уже несколько раз летали группы истребителей — от пары до звена, пытаясь с воздуха найти хотя бы следы падения машины. И только на пятый день, когда район Шпремберга был занят нашими войсками, удалось отыскать и следы катастрофы, и могилу Гучека. Немцы в спешке зарыли его в землю неглубоко — тут же, рядом с местом падения.

Останки летчика мы перевезли на аэродром, где состоялся траурный митинг. Полк прощался с мужественным воином, верным сыном Родины. Вздрагивали плечи рыдавших женщин, не стесняясь, плакали боевые пилоты…

Но вот отгремели пушечные салюты в воздухе, оружейные залпы на земле. Бережно подняв гроб с телом Петра, однополчане медленно пронесли его мимо склоненного гвардейского знамени и погрузили в транспортный самолет. Сделав прощальный круг над аэродромом, он взял курс на Ченстохову. В этом польском городке и похоронили Гучека, летчика-истребителя теперь уже и Ченстоховского авиаполка.

Мой друг прожил всего 21 год. Вскоре после смерти ему было присвоено звание Героя Советскою Союза. И в глубокой безграничной горечи утраты Петра я чувствовал и радость: он прожил славную жизнь…

На второй день после гибели Гучека мы услышали радостное известие: дальнобойная артиллерия открыла огонь по Берлину.

А еще с того времени запомнилось партийное собрание полка, которое состоялось накануне Берлинской операции. Оживленное, чуточку торжественное, оно проходило прямо у самолетов на аэродроме. С докладом тогда выступил дважды Герой Советского Союза Дмитрий Глинка. Меня избрали в президиум, и я, как молодой коммунист, очень гордился этим. Собрание отличалось от других тем, что на нем было необычайно много желавших выступить. Летчики, техники, мотористы горели желанием хотя бы в нескольких словах выразить перед лицом боевых друзей-однополчан свою несокрушимую готовность отдать все силы, а если потребуется, то и жизнь в последнем ударе по врагу.

Молодых коммунистов-летчиков, бывших комсомольцев первых лет войны, пригласили и на комсомольское собрание. Комсорг полка Алексей Игольников, энергичный, вездесущий, хорошо знал способности каждого комсомольца — не случайно все его поручения выполнялись всегда добросовестно и вовремя. Он просто, но зажигательно выступил с коротким докладом. Участвовавшие в прения» молодые летчики — комсорг эскадрильи Алексей Салынин и Юрий Косменков, механики Хрипунов и Занора, оружейник Алиман Дадаш и моторист Ольга Юрочкина взволнованно и эмоционально говорили о готовности к предстоящим боям.