Летнее Солнцестояние

Вопрос этот звучал в его устах бессмысленной ритуальной формулой или даже заезженным штампом, однако Брекен поспешил ответить на него по полной форме:

— Я — Брекен из Вестсайда. Занимаюсь обследованием здешних земель.

— Хмм, обследованием, говоришь? Замечательно. — Он несколько понизил голос и шепотом, не лишенным, по мнению Брекена, некоторого сарказма, спросил: — Может, ты и червей моих обследовал?

— Видите ли... я...— Брекен замялся. Отчаявшись дать сколько-нибудь вразумительный ответ, Брекен предложил: — Хотите, я найду вам червей?..

Старый крот не вымолвил в ответ ни слова, но одобрительно клацнул челюстями и вновь принялся что-то мурлыкать себе под нос. Брекен понесся искать червей, радуясь, что может услужить новому знакомому, тем более что он действительно лишил старика нескольких червей. Он принялся рыться под устилавшими землю сухими веточками и вновь нырнул в заброшенный туннель. Брекен чувствовал, что тот, другой, крот настроен вполне дружелюбно, более того, старик явно хотел поболтать с ним. О последнем Брекен не осмеливался и мечтать. Ведь этот добрый старик мог многое рассказать ему о склонах, на которых он, по всей видимости, и жил, а главное, о Камне.

Вскоре у него было уже шесть или семь червей. Четырех из них он предложил старику, в знак уважения предварительно пооткусывав у них головы (дабы они не смогли убежать), и вновь уселся на прежнее место. Старик поблагодарил его и надолго замолчал, задумчиво созерцая извивающихся червей. Наконец, он заговорил:

— Будь с нами, Камень, кротами голодными.

Будь с нами, Камень, кротами сытыми.

И да не погрузится в бездны темные тело наше,

И да не омрачатся души наши кроткие.

И да не погрузится в бездны темные тело наше,

И да не омрачатся души наши кроткие.

Эта простая молитва закончилась, едва успев начаться, но она так поразила Брекена, что он застыл, буквально разинув рот от изумления. Никогда прежде он не слышал молитв. Никогда прежде он не слышал, чтобы кроты разговаривали с Камнем так, словно он был их другом и помощником.

На землю спустился вечер. Они молча ели червей, нисколько не опасаясь друг друга. Когда старый крот наконец расправился со всеми своими червями (ел он их неторопливо, явно желая растянуть удовольствие), он очистил мордочку и облизал старые лапы.

— Неплохо, неплохо... Премного благодарен,— прошамкал он. — Меня зовут Халвер. Если не ошибаюсь, ты доводишься сыном Буррхеду, что родом из Вестсайда?

— Да, так оно и есть. Откуда вы знаете? — удивился Брекен.

— Он — такой же старейшина, как и я...— объяснил Халвер. — Он рассказывал о тебе. — Халвер пригнул голову к земле и доверительно прошептал: — Ему не нравились твои наклонности. Буррхед считал, что тебе явно недостает стервозности.

Халвер довольно рассмеялся. Старик нравился Брекену, хоть он и не знал, как и о чем с ним следует говорить. Он видел перед собой мудрейшего (по крайней мере, по слухам) старейшину системы, что же он мог ему сказать? Халвер вновь надолго замолчал, его хоботок едва заметно подрагивал. Старый крот вытянул перед собой передние лапы и, опустив на них голову, стал созерцать темнеющий небосвод.

Брекен никак не мог прийти в себя — молитва вызвала в нем удивительные, светлые эмоции. Казалось, она все еще продолжала звучать, делая мир неясным и тусклым. Брекен буквально заблудился в лабиринтах собственных мыслей, забыв о том, где он и кто он. Припавший к земле Халвер казался ему чем-то вроде дерева, или травы, или почвы — частью единого целого, открывавшегося его чувствам и вместе с тем заключавшегося в словах молитвы. От этих диковинных мыслей его отвлек все тот же Халвер, который тихо спросил:

— Скажи, что привело тебя на склоны?

Брекен принялся рассказывать о том, как он заинтересовался системой, как отправился в первое свое путешествие... Вскоре Халвер знал уже все.

Брекен же говорил и говорил — жаловался на жизнь, ругал Буррхеда, сказав в конце концов, что ненавидит его, с презрением отзывался о Руте, рассказывал об историях Эспен, признавался в собственных страхах, мешавших ему оставить собственную нору и отправиться на поиски новой территории. Время от времени Халвер понимающе кивал, продолжая хранить молчание. Он боялся помешать рассказчику.

Брекен наконец замолчал, и тут же где-то высоко-высоко раздалось зловещее уханье совы. Он поднял голову и, увидев на небесах сияющий серп луны, понял, что наступила ночь. Брекен страшно устал — так много он не говорил еще никогда в жизни.

Халвер зевнул и сказал:

— Пора спать, парень. Я с удовольствием предлагаю тебе воспользоваться этой норой, хотя вернее было бы сказать: «пользуйся ею так же свободно, как и прежде». Что до меня, то я отправлюсь к себе, — до завтра.

С этими словами он скрылся в ночи. Брекен сделал несколько шагов в направлении норы и замер.

Какое-то время он продолжал сидеть в полной неподвижности, размышляя о Халвере и радуясь тому, что встретил его. В памяти Брекена вновь всплыли слова молитвы, освежившие его усталое сознание подобно ветерку, что играет с высокими травами на лесной опушке.