Летнее Солнцестояние

Мандрейк, не раздумывая, помчался за ним. Биндль протянул лапу в сторону своего друга Халвера, повернувшись мордочкой к Камню. Ему казалось, что он сливается с его молчанием и светом, — хриплое тяжелое дыхание принадлежало теперь кому-то другому, лапы и тело онемели и стали холодными как лед. Он не удивился, что юный крот знает слова заключительной молитвы ритуала, им начало овладевать странное безразличие...

Брекен чувствовал, что его силы стремительно тают. Дыхание стало частым и хриплым, былая ясность мысли исчезла. Расстояние между ним и Мандрейком стремительно уменьшалось. Огромный кротище, распаленный неописуемой яростью и злобой, несся по его пятам, не разбирая дороги.

Брекен слышал, что слева от него по подлеску бегут подручные Мандрейка: Рун, Догвуд и прочие. Справа находилась вершина холма, на которой до недавнего времени прятались они с Халвером. У него уже не было сил на то, чтобы взбираться на холм. Оставалось одно — бежать по направлению к меловой осыпи. Он устал настолько, что его шатало, сердце колотилось как безумное, грудь разрывало шумное судорожное дыхание. Мандрейк был уже совсем рядом...

Почувствовав это, Брекен моментально развернулся к противнику мордой и поднял в угрожающем жесте передние лапы, надеясь отразить неминуемый удар Мандрейка. Страшные когти Мандрейка вот-вот должны были раскроить его череп, но тут...

Тут задние его лапы неожиданно сорвались, и под ним разверзлась темная бездна осыпи, и он заскользил вниз, едва не вывихнув левое плечо и исцарапав мордочку сухими жесткими травами, росшими по краю обрыва.

Сверху раздался победный рев Мандрейка... Брекен в ужасе зажмурился, и вдруг его передние лапы обрели неожиданную опору. Он инстинктивно вцепился в нее когтями, посылая тело вперед в надежде, что это сможет остановить падение... И оказался в кротовьем туннеле, часть которого оголилась во время одного из зимних оползней. Темные древние глубины туннеля вторили его хриплому дыханию долгим эхом. Сверху послышался топот лап — к краю обрыва подошли Рун, Меккинс, Догвуд и Буррхед.

— Все — он ушел... Ушел в смерть,— проревел Мандрейк, вглядываясь во тьму. — Я таки успел зацепить его когтем...

Мандрейк страшно захохотал.

— И что же это был за крот? — спросил Меккинс, потрясенный силой и отвагой трех кротов, убитых этой ночью.

— Брекен, — недовольно отозвался Рун, стоявший у него за спиной. — Крот, которого я обнаружил в туннелях Халвера. Его следовало убить на месте, но я боялся спугнуть Халвера. Ух, что бы я с ним сделал...

— Брекен?! — воскликнул Буррхед с деланным негодованием. Впрочем, в его голосе слышались нотки удивления и даже гордости. Ему не верилось, что его странный сын, которого он считал погибшим, мог доставить столько хлопот самому Мандрейку. Немного поразмыслив, Буррхед почел за лучшее ничего не прибавлять к сказанному.

Брекен слышал, как они направились к склонам. Он с трудом поднялся с земли, стараясь не наступать на левую переднюю лапу, и стал вглядываться в глуби Древней Системы, вновь открывшей свои туннели для крота.

Глава девятая

Унылая одинокая весна сменилась ранним исполненным радости летом. В апреле Сара принесла потомство, и у Ребекки появился веский повод для того, чтобы покинуть родную нору и поселиться в собственных туннелях. Она стала подумывать о том, чтобы вообще уйти из Бэрроу-Вэйла и тем самым избавиться от опеки Мандрейка. Правда, в последний момент настроение ее круто переменилось. Возможно, она чувствовала, что за его подчеркнутой враждебностью скрываются нежные чувства, глубиною которых определялась резкость его нападок.

Конечно же, ей было приятно, когда в конце апреля он отвел ее в сторонку и сказал: — Пришло время оставить родную нору, Ребекка. Но смотри — не уходи слишком далеко, я буду присматривать за тобой. Я покажу тебе одну нору, которая находится неподалеку...

Ребекка весьма удивилась тому обстоятельству, что нора, о которой шла речь, оказалась пустой; много позже она узнала о том, что Мандрейк просто-напросто изгнал ее обитательницу, носившую имя Ру, пригрозив ей смертью. В апреле она об этом не подозревала, и забота Мандрейка тронула ее до глубины души. Она с удовольствием заняла предложенную нору и стала с нетерпением ждать лета. Ребекка очистила все ходы и туннели своего нового дома и натащила в нору пахучих трав и листьев. Она открыла два новых входа; из одного можно было любоваться утренним, из другого — вечерним, предзакатным светилом.

Она настолько увлеклась этими делами, что совершенно забыла о Саре и вспомнила о ней только в начале лета, когда ее детеныши стали разбредаться кто куда. Мать и дочь вновь стали друзьями. Они разговаривали о цветах и деревьях, Сара рассказывала ей об обычаях землероек и полевок, смеясь над их драками и проказами. Она стращала Ребекку лисами и совами.