Единственным, кто не содрогнулся от вида совы, был Мандрейк; что до Руна, то он предпочитал разглядывать ее издали. Мандрейк сомневался в том, что сову убил крот, — описание слышавшегося ночью рыка позволяло предположить, что соперником совы был одичавший кот, сбежавший с фермы. Он обвел взглядом собравшихся вокруг жалких данктонских кротов и тут же вспомнил о том, что они никогда не видели ни фермы, ни, тем более, котов. Они никогда не покидали пределов своей системы.
Вслух Мандрейк не сказал ничего, он боролся со слухами о Кроте Камня по-своему — всячески способствовал их распространению, намереваясь в свое время отправиться в Древнюю Систему и разом покончить как со слухами, так и с их героем. Можно было по ступить и иначе — выбрать заранее жертву и разделаться с нею так, чтобы всему Данктону стало ясно, что хозяин здесь один — он сам. Однако слухи о Кроте Камня начинали раздражать Мандрейка, приближая исполнение задуманного им плана.
Пока же его интересовала только сова. Все прочие кроты многозначительно хмыкали и покачивали головами, Рун рассматривал ее с безопасного расстояния, а Мандрейк направился прямо к ней, вонзил страшные когти в ее окровавленную грудь и отер смоченную совиной кровью лапу о свою морду. После этого он повернулся к кротам, обвел их презрительным взглядом и захохотал. Они застыли, пораженные ужасом, — им казалось, что теперь и он, Мандрейк, сможет насылать на них проклятие совы. Он же облизал свои когти и хватил ими по совиному крылу с такой силой, что тело ее с глухим стуком упало на землю.
— Кто еще смелый? — спросил он с усмешкой. — Подходи, говорят, для здоровья совиная кровь полезна...
Кроты стали расползаться кто куда, мгновенно потеряв интерес к мертвой птице. Даже Рун, вынашивавший коварные планы захвата системы, в которых особая роль отводилась как Мандрейку, так и Кроту Камня, засомневался в том, что им когда-либо суждено будет осуществиться, — уж слишком силен и страшен был Мандрейк.
Слухи об этом событии быстро распространились по системе. Меккинс искреннее сожалел, что ему не довелось стать его свидетелем. Теперь Крот Камня стал помимо прочего и Убийцей Сов! К тому времени, когда Меккинс наконец добрался до того места, где находилась убитая птица, ее уже утащил какой-то хищник — лишь выщипанные перья и капли крови на траве говорили о разыгравшейся здесь трагедии. История эта произвела сильное впечатление как на него самого, так и на Ребекку, которой Брекен уже и без того представлялся эдаким сказочным героем.
На этом фоне внезапное появление Ру не могло не произвести сенсации. Едва Меккинс поведал о ней Ребекке, как она тут же решила отправиться в Бэрроу-Вэйл, надеясь опередить Мандрейка и Руна и переговорить с кротихой, которой довелось оказаться на расстоянии нескольких футов от Крота Камня. В нынешнем беспокойном состоянии она предпочитала действие бездействию. Меккинс возражал, но Ребекка не захотела его слушать, обещав, однако, вести себя предельно осторожно.
Ребекка благополучно добралась до Бэрроу-Вэйла, но переговорить с Ру не успела. Едва она оказалась в широких туннелях Бэрроу-Вэйла, как из бокового туннеля, тонувшего в тени, послышался леденящий кровь голос:
— Ребекка! Вот так сюрприз! Ты пришла в Бэрроу-Вэйл поболтать со мной? Очень хорошо, рад тебя видеть...
Рун вышел из тени и направился навстречу Ребекке, явно пытаясь загнать ее в один из боковых туннелей. Рун, этот коварный и расчетливый служитель зла, избрал ее жертвой своих черных чар и, как это обычно и бывало, появился в самый неподходящий момент. Уже в следующее мгновение он понял, что Ребекка готова к спариванию, и тут же стал навязывать себя ей. Ребекка ненавидела его, но тело ее отказывалось повиноваться. Она могла убежать, могла принять оборонительную позу или сделать еще что-нибудь, однако вместо этого она опустила рыльце к самой земле и, не отрывая глаз от Руна, стала медленно пятиться, чувствуя в теле необычайное напряжение.
— Да, со времени нашей последней встречи утекло немало времени... Это произошло еще весной, верно? Ты была еще совсем ребенком... Теперь ты взрослая самка, и, как я слышал...
Она ненавидела каждое его слово, устремленный на нее недвижный взгляд его глаз, его тайное знание, его гибкое тело, надвигающееся на нее... Внезапно она почувствовала необыкновенное возбуждение, от которого у нее буквально потемнело в глазах. Может, спаривание и было этой чувственной тьмою? Чего она никак не могла взять в толк, так это того, почему оно представлялось ей раньше чем-то радостным и благостным.