Летние гости

По науке, которую изложил он мне, никакого труда не составляло прыгнуть на ходу в товарный поезд. Надо просто смотреть, чтоб была низко подножка и не торчал на площадке охранник, а то сразу напорешься на тюрьму. И, конечно, на одну подножку нам не попасть. Тут уж как придется. Каждый ищи свою.

Когда товарняк, слегка сбавив ход у разъезда, пошел мимо нас, Пашка обезьяной вцепился в поручень, и раз-раз — забрался в уплывающий вагон. Проходит третий, десятый, но все нет низких подножек или скоб. А вон уже и скоро последний вагон. Не уехать! Я вцепился в первую попавшуюся железную лесенку, побежал, подтянулся и повис. Как, оказывается, тяжело подтягиваться с котомкой. Просто невыносимо, никак не доберешься коленкой до скобы. А руки слабеют. Вот-вот разожмутся пальцы. Вот-вот отпущусь. Отпущусь… и вниз, на мелькающие перед глазами шпалы, и тогда все. Я шаркаю ногами по стенке вагона. Хоть бы какой-нибудь болт, выступ. Но их нет. И мешок не сбросишь. Погубит меня мука. Вот все-таки за что-то я зацепился ногой, совсем крохотное. Нога все равно соскользнет. Пусть отдохнут руки. Теперь перебраться правушкой за следующую скобу. Еще. И вот уже есть опора для ноги.

Весь в холодном поту, с облегчением перевалился я за борт вагона и улегся на доски, которыми чуть ли не доверху был он загружен. Хорошо, что я в деревне стал сильным. А то из-за одного мгновения можно было пропасть. Не хватило бы сил. И я бы погиб, и мука пропала, и Галинкин туесок-бурачок с медом. Когда буду вылезать, все надо делать осмотрительнее, спокойнее. Но эта осторожность меня немного подвела. Я видел, как Пашка, спрыгнувший с товарняка около вокзала, смотрел с насыпи и махал мне руками. А я ждал, когда остановится состав. Он же остановился только на товарной станции. Была уже ночь.

Со всеми предосторожностями я выбрался из вагона, спустился на землю и, ныряя под вагонами, двинулся к переезду. Домой я добрался поздным-поздно.

Мама с бабушкой сказали, что я вырос, поправился и вообще стал как взрослый. Подперев щеки, они смотрели, как я уплетаю картошку. Мама приподняла мешок. Больше пуда.

— Там мука, масло и мед, — с гордостью сказал я. — Это я заработал муку. Я сам.

ГЛАВА 12

Все мы с готовностью ездим в дальние города и другие страны. Всегда тянет посмотреть белый свет, как в детстве влечет на Кавказ, где и в жару снежные горы. Но иногда вдруг щемит какая-то неясная тоска и вина за то, что никак не удосужишься навестить самую близкую, а оказывается, самую дальнюю страну — страну своего детства. Эту вину в минуты одиноких раздумий о жизни испытывали, наверное, маршалы и токари, писатели и повара. Испытываю и я.

А если этой страны вовсе нет, если она только в каждом из нас? Все равно надо поехать: милые угоры и перелески помогут взглянуть философски, мудро на жизнь, помогут понять себя и других. Так думал я, отбиваясь этой весной от соблазнительных предложений друзей поехать на Белое и Черное моря, в Кижи и на Золотой Берег. Я поеду в свою Вятку, я посмотрю свое Коробово. Я никогда не рассказывал о нем, потому что боялся, что не смогу рассказать как надо и только все испорчу. Или — хуже всего — мне не поверят, или не тронет их мое умиление.

Я решил, что просто съезжу в деревню, ни к кому не зайду, никого из соседей не стану искать и беспокоить, а поброжу неузнанным и приеду обратно. Да и кого найдешь? Многие старики умерли. И Соломонида, и Агаша, а Галинка… Галинка вышла замуж за Ванюру. Этого я никак не мог представить! Но это было правдой.

Андрей погиб где-то на чужой стороне уже в самом конце войны. С Галинкой он переписывался все время и даже встречался. Она приезжала к нему, когда он лежал в госпитале в городе Глазове. Дедушке и мне Андрюха тоже изредка писал, обещая, что после победы обязательно заедет к нам, и мы все вместе в ресторане отпразднуем встречу. Нас с дедушкой это предложение сильно смущало. Дедушка ходил в своих единственных штанах с пузырями на коленях. У меня же из нарядов имелась только одна телогрейка. Андрюха считал, что пойти надо в «самый наилучший ресторан». У нас он был всего один. В конце концов мы решили, что пойдем. С Андрюхой нас пустят. Он же старший лейтенант!

Но не удалось нам встретиться. Так уж вышло.

До расстанного разъездика, куда с трудом добрались мы во время войны с Андрюхой и дедушкой, минут за сорок домчала меня электричка. Разъезд был вроде знаком и незнаком. Узнал я тополя у вокзальчика, покрашенного все в тот же стандартный цвет. Они были в молодой зелени. Они те же. Это дедушкины тополя. Они все помнят.