Видно, сама себе она нравилась. А на улице, замечал Степан, не только молодые парни, но и вовсе пожилые люди провожали ее взглядами, любовались.
Афоня Манухин сразу к ней был расположен на отличку. Так ведь все к ней относились приветливее, чем к другим. А он-то ее еще махонькой помнил.
Выдумал тогда Зотов такое дело, чтобы Степан с дочерью выступили перед ребятишками и их родителями в школе, для того чтоб после выпуска из школы ученики не на сторону глядели, а оставались дома.
Степан ни разу речей не держал. Испугался.
— Не стану. Лучше бесплатно день отработаю. О чем мне говорить-то, все и так ясно.
— Вишь ты, все ему ясно, — вмешался Афоня Манухин, — а вот и не просто и не ясно. Министры головы ломают: им не ясно, как молодежь в деревне удержать, а тебе ясно. Люди пример должны видеть. Вот и расскажи, как к Сергею ездил, в морской город большой, а вернулся, потому что домой тянуло.
— Не стану, — уперся Степан. — Хоть убей, не стану.
От Степана Манухин вроде отстал.
— Посидишь, я сам скажу, — но зато на Дашу напустился: — Расскажи, как на трактористку учиться решила, чем тебе нравится эта профессия, хоть и мужской считается. И о том, что нет лучше родных мест.
— А я не потому вовсе приехала, — сказала Даша, — больше никуда не посылали.
— А вот об этом не говори, иначе все испортишь, — сказал Манухин.
— Выходит, я врать должна, Афанасий Емельянович?
— Какое врать? Какое врать? — вроде бы даже испугался Манухин. — Тосковала по отцу-матери, рассказывала подружкам о том, какая у нас Чисть хорошая?
— Ну, а если тосковала, ну, а если рассказывала?..
— Ну, если, ну, если, — передразнил он, — вот это и есть… Значит, нет никакого вранья. Главное, механизаторскую работу расхваливай, а то у нас трактористов не хватает. Ясно, красота-басота?
В школе их встречали барабанным боем и гудением горна. Чуть не оглушили. Посадили в президиум с цветами и графином. Степану все время казалось, что их с кем-то перепутали, что по ошибке сидят они тут. Надо бы сюда говоруна вроде Егора Макина.
Директорша школы Маргарита Михайловна, жена Зотова, строгая женщина, одетая так, что каждая складочка отглажена, руки такие, что каждый пальчик обихожен, прочитала доклад, как надо выбирать себе работу. И говорила она так же, как была одета, отточено все. Обрадовался Степан, что не согласился говорить. А то бы с корявой речью один позор получился.
Зато Дашка (откуда что взялось у нее?) начала рубить: хорошая профессия — механизатор широкого профиля. Закончила так, что, мол, станут и в Лубяну возвращаться не только механизаторы, а начнут приезжать инженеры, архитекторы, врачи. Вот что значит грамота! Степану бы так не сказать. Он бы в трех соснах заблудился.
Афоня Манухин хвалил Степанову семью: сам Семаков работает давно, дочь к тому же делу пристрастил, жена в столовой посуду моет, но дело тоже это полезное. Степан не знал, куда деваться, скрывался за геранями: стыдно было. И директорша тоже нахваливала. О Даше сказала: крестьянка новой формации.
А Дашка вдруг взбеленилась — и Манухину после вечера взадир:
— Вы за что меня-то вознесли? В совхоз вернулась? Так еще я не работала. Может, и на тракторе ездить не умею. Вам тех надо возносить, кто всю жизнь селу отдал. Вон папа с шестнадцати лет на тракторе. Андрей Макарович тоже, и много таких.
Манухин спорить не стал: правда, мол, твоя, Дашенька, но понимаешь ли, теперь для молодежи твое слово весче, чем наши? Ты-де из училища, ты в сравнение идешь, потому что молодая, а ведь молодые тычутся, не знают, куда им сунуться. А твой пример надоумит.
Дашке вроде и ответить нечего. Успокоил Афоня.
В это первое механизаторское лето Даша вовсю себя показала. Все успевала делать: и работала хорошо, и в клубном хоре пела, и газету стенную выпускала. «Девка-огонь!» — говорили про нее.
Послал Зотов ее и Афоню Манухина за хорошую работу в Москву, на Выставку достижений народного хозяйства, чтоб поучились кое-чему. Не надо, наверное, было ее с Манухиным отпускать. Да разве знаешь, где что ждет. Вернулась Даша какая-то иная. В рассказах про Москву только и говорила: Афанасий Емельянович весь город показал, катал на такси из конца в конец, с Афанасием Емельяновичем в ресторане «Прага» были, панорамное кино видели. В общем, все о нем да о нем.
Стал Степан замечать, что и с делом, и без дела зачастила дочь в бригадную контору. Стоит с невыключенным мотором ее трактор, а она ошивается у Манухина. Заскочит на минутку, а пройдет полчаса, ее все нет. Чем занимается? Пока люди у бригадира, сидит, будто по неотложному делу его ждет. Освободится Афанасий, она вскакивает:
— Ну, я пошла. Трактор стоит.
— Дак ты чего сказать-то хотела? — спрашивает Афоня.
— А-а, вы все равно не поймете. — И, обиженная чем-то, выскакивает на улицу.
Афоня плечами пожимает.
Потом уж об этом Степану Андрей Макарович рассказывал. Кабы ведали, тогда бы девку надо было в шоры взять. Подозревал ведь Дюпин, что неспроста это она забегала. Подозревал, а сказать стеснялся.
Проходит часа два — опять Даша у конторы останавливает трактор.