Читаем Летние гости полностью

Степан уже на базе тракторную тележку комбикормом загрузил, собирался выезжать со двора, глядь, Федор Иванович идет с высоким бородатым мужиком, снизу вверх на него заглядывает, трясет головой. У мужика два фотоаппарата на груди, чемодан на лямке. Еле узнал Степан прежнего Колю Колодина в этом бородаче.

Колю, как и отца, все вроде радовало, руку Степану пожал:

— О-о, крестьянская кость, богатырь!

К хлебным запахам принюхался, похвалил тоже:

— Русью пахнет. Как хорошо!

Машину Федя, видно, так и не раздобыл, объявил, что они поедут со Степаном на тракторе. Вроде гостя в тележку садить ни то ни се, уговорил его Федя сесть со Степаном в кабину. А как ехать по весенней дороге? Степан все боялся, не растрясло бы городского гостя, а тот в окно смотрел и все удивлялся: какая благодать, зелень свежая. Федя на мешках в тележке притулился. Не сладко, да человек он свой, и не так езживал.

— А вы, Степан Никитич, давно здесь? — расспрашивал Коля.

— С самого детства, как родился. В колхозе вон двадцать пять председателей пережил, а в совхозе пока при первом директоре. Двадцать шестой это, считай.

Бородач захохотал:

— Феноменально! Феноменально! «Двадцать пять пережил».

Степан решил, что Коля его хвалит, поторопил свой трактор рычагами и добавил, чтоб развлечь:

— Вот был один. Прозвали Геня-футболист, потому что ничем заниматься не хотел. Только футбольные передачи слушал. Услышит футбольный марш — и сразу в собачью стойку, к радиву тянется. Тут только и слово скажет, а так все молчит. Даже шоферу ни слова не говорил. Садится и рукой рубит: значит, вперед надо. А в шофера ладонью тычет — налево ехать. Так целый день молча да молча.

Коле это еще больше поглянулось.

— О, интересно! Целый образ!

— Образ не образ, а безобразья много было, — сказал Степан с осуждением.

Коля захохотал, хлопнул Степана по колену.

— Вот это язык! Вот это…

Потом вдруг рукой затряс: тихо-тихо, останови!

На дороге куропатки клевали овес. Кто-то рассыпал семенной запас.

Коля вытащил фотоаппарат и, не спуская с птиц взгляда, стал из-за трактора подкрадываться к ним. Чисто охотник. Того гляди бахнет. Повадка охотницкая. Снимал-снимал… Федя тоже весь вытянулся. Бог знает сколько раз прикладывался к аппарату Коля. Степану надоело ждать. Птицы пока не разлетелись, все их фотографировал Коля. Вот какой неугомонный.

Федя чувствовал в Степане опору. Чуть что — к нему. Денег занять. Гостя-то надо слаще кормить. Зачастил к Степану. Съездить в Иготино — опять к нему. А как-то раз чистил Степан бульдозерной подвеской силосную яму. Выедет наверх, видит — бродят по опушке леса оба Колодины. Федя сумку таскает, а Коля вышагивает, высоко задрав голову, что-то все ищет то ли в небе, то ли на верхушках берез.

Потом вдруг увидел Степан — бежит Федя, руками машет. Из-за шума мотора крик его не слыхать. Выскочил Степан из кабины: чего стряслось?

— Топор есть ли у тебя? Коле березу надо срубить.

Степан взял топор, пошел с Федей. Коля смотрит через какой-то прицельный глазок на озимое поле и говорит:

— Вот сюда березку надо поставить.

Степан все еще с недоумением вырубил молодую березу, принесли они ее с Федей, установили посредь поля, и Коля то с колена, то стоя начал обснимывать эту березу.

Степан стоял и дивился: к чему он так делает? Ведь береза на своем месте стояла. И поле было ровное. А тут в середке озимого клина дерево установили. Да за такую березу-то, оставь ее, и от Манухина, и от директора, и от агронома был бы выговор. Метра три из-за березы земли зря пропало. А этот поставил. Потом еще раз перетаскивали деревце, потому что не та получилась даль, без леса.

Непонятно было Степану, какую такую красу тут углядел фотограф.

Видно, не только один он так делал.

Когда еще Даша работала в Лубяне, приезжали из города с телевидения снимать кино про лубянских людей. И Зотов насоветовал им взять Степана с дочерью.

Парни навезли всяких аппаратов, светильников, проводов.

Много раз киношники гоняли Дашку из трактора да обратно в трактор, в Доме культуры заставляли петь. А Степану сказали, чтоб в библиотеке книгу про трактора взял. Он выбирал-выбирал книжку, да, видно, не так все сделал, отменил съемщик библиотеку, говорит, на реке надо его снять.

— Рыбу ловите?

— Дак как, в молодости баловался, а теперь когда ловить?

Нашли у Степана удилишко, Сергей по отпускному делу года три назад ходил на Чисть, окунишек дергал.

— Вот в выходной вы на зорьке идете на Чисть, — растолковывал съемщик Степану. Мужик солидный, бас как у дьякона. Сразу понятно, знает, что делает.

Пошел Степан с удилишком и ведерком на реку. Люди глядят, смеются.

— Тебя, Степ, заставят еще на медведя с рогатиной идти, — зубоскалил Макин.

Сел Степан на берегу, леска спиралькой, начал червяка насаживать, а крючок оторжавел, сразу отлетел. И другой удочки нет. Да и с чего ей быть? В деревне у них рыбалка ли, охота ли всегда бездельным занятием считались, для лежебок.

Взмолился Степан:

— Отступились бы вы, парни, от меня.

— Ну чо тебя, остригут, што ли, — подбодрил Афоня Манухин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза