Летние гости

Степан в Сибирь сходил, есть рыба в пруду. Все изготовил к приезду гостя. Костерок развел, вода в ведре кипит. Когда вышли из газика Редькин и Кирилл Федорович, начал он колдовать: к палкам у бредня были привязаны тяжелущие шестерни, так что в воде держались палки торчком, а к ним привязал он тросы и перекинул на другой берег. До поры до времени их было не видать.

— Ну что, помочь? — спрашивает Зотов и собирается сбросить брюки. С бреднем-то по воде лазят так, что пуп в тине бывает. Он человек быстрый, раз-раз — уже в трусах. И Редькин нехотя снимает пиджак. Глаза колючие. У него сердце, а тут бредень тянуть. Раньше не могли рыбы заготовить?!

— Не надо, я один, — сказал Степан. Поднял тросы и начал с берега по очереди тянуть то один край бредня, то другой.

— О-о, механизация, — удивился Зотов и схватился за трос.

Быстро вытянули вдвоем-то на уху, и ног не замочили: и щучка была, и окунь, и сорога.

— Ексель-моксель, окаянная душа! А зачем меня штаны заставил снять? — весело ругался Зотов и нахваливал Степана: — Умелец ты, Степан Никитич. Левша, бредень подковал.

Степан уху сварил, хотел оставить директора с гостем, но те настояли, чтоб и он не уходил. Такое умение проявил — надо остаться. Хвалили уху гости, наелись до «не хочу».

Лежали у костерка, и Леон Васильевич вспоминал о своей работе в районе.

Долго они в тот вечер засиделись. Банкир, хоть и ссылался на сердце, водку пил и под конец вовсе подобрел, начал Степана обнимать:

— Я ведь тебя давно знаю. Парнишкой за твоим трактором бегал. Мечтал механизатором сделаться. Лучше работы не знал.

Зотов все старался свести разговоры на анекдоты да на всякие смешные бывальщины, а Редькин гнул свое: хотелось ему рассказать, при ком он работал да как умел выполнять тяжелые задания. Степан помалкивал: о таких-то людях он только понаслышке знал, а Леон Васильевич вон работал с ними и мог не сбиваясь рассказать, кто за каким председателем райпотребсоюза шел, куда делся какой директор МТС и другие видные люди.

Разъехались вроде довольные друг другом. А Зотов как-то сказал:

— Ексель-моксель, все о своей службе толкует банкир. Тоскливо с ним. Неживой он человек. А я люблю, знаешь, повеселее, чтоб похохотать всласть.

Хоть недоволен оказался Зотов Редькиным, а знакомство ценил.

Опять как-то позвал Степана в кабинет:

— Я знаю, ты не болтливый, Степан Никитич. Поедешь за комбикормами в Иготино, сбрось пару мешочков банкиру. В тупике он тебя станет ровно в три ждать.

Степан головой кивнул. Раз надо, сделает. Подвернул в три часа трактор в тупичок, уложил в багажник банкирова «москвича» два мешка.

— Спасибо. Привет Зотову, — ласково сказал банкир. Как ему ласковым-то не быть? За счет совхоза в прошлом году четыре свиньи откормил. Считай, тыщу рублей получил за них. А ныне вот вторую тыщу набирает. Свиньям картошки, травы да хлеба не наберешься, а с комбикормами они быстренько на прибавку пойдут.

Степан после этого ехал домой и думал: «Конешно, не больно это по-честному, да ведь мое дело трактористское, маленькое. Зотову больше знать. Для Зотова банкир человек полезный: ссуду может дать совхозу, кредит откроет». Но все равно не по себе было. Как у Редькина язык поворачивается только просить совхозные корма?

В следующий раз уже нехотя поворачивал Степан свой трактор в банкиров тупичок. Озирался, будто украл чего или украсть собирался. А ведь и вправду он воровал. По приказу Зотова, но воровал. И не для себя, а для банкира Редькина. А разве это лучше? Все равно воровал.

Мешки свалил уже молча и благодарностей слушать не стал, сразу уехал.

И вот в очередной раз, когда сказал ему Зотов:

— Сбрось банкиру пару мешков и еще один завези Тимоне-тараторке, — Степан уперся:

— Не стану я, Кирилл Федорович, возить. Не дело это. Не дело.

Зотов опешил, не мог выговорить свой «ексель-моксель». Лицо у него побледнело.

— Это как тебя, Степан Никитич, понимать?

— А так и понимай. Не повезу. Совестно мне. Банкир под себя гребет, Тимоня мимо рук ничего не пропустит, а ты им потачишь.

Лицо у директора начало бледнеть, глаза сузились.

— Это не твое дело! — крикнул он. — Я за отказ сниму тебя с трактора. Мне такие не нужны.

— Да я уж тридцать четыре года на тракторе, — разгорячился Степан. — Как это снимешь?

— А мне такие не нужны, — вовсе из себя вышел Зотов. Такой же был он, пожалуй, как тогда, когда смазал Макину по роже.

Но и у Степана голос задрожал, руки заходили. Обидно стало.

— Снимай, снимай, Кирилло Федорович, сделай доброе дело. Понапрасну я, выходит, тогда тебя послушался, не уехал, — сказал он и, натыкаясь на стулья, пошел к двери.

Зотов вдогонку добавил:

— Ишь какой! А я тебя все жалею. Я за ту пьянку мог еще тебя снять, просто по головке погладил. Не понимаешь добра, ну и иди.

Ушел Степан, будто больным стал.

Зотов-то, поди, эту ссору переносил играючи. Может, для него это пустяковина была. А у Степана всю дорогу, пока домой шагал, душа была не на месте. Внука обидел. Тот про свою Волгу стал рассказывать, а он взъелся:

— Да чо ты со своей лошадью привязался!