Перед сном мама всегда пьет какое-то лекарство. Когда ее не было дома, я решила посмотреть, что это. Оказалось — сироп от кашля. Вчера там был почти целый пузырек, а сегодня осталось уже меньше половины. Неужели мама все это выпила? Зачем ей вообще сироп, она же не кашляет… В последнее время она худеет прямо на глазах. Недавно пришла и сказала, что по пути с работы упала с велосипеда, хотя была ночь, — а, нет, то есть как раз потому, что была ночь… я хотела спросить, все ли в порядке, но не могла, мы же не разговариваем. У меня просто сердце сжимается, я хочу столько всего у нее спросить… Мама, почему ты пьешь сироп от кашля? Мама, ты не ушиблась? Мама, тебе не было больно? Я видела по телевизору, что где-то в Америке отцы дарят своим дочерям на пятнадцатилетие операцию по увеличению груди. Мир сошел с ума, однозначно. А еще там сказали, что есть такая статистика, тоже в Америке, — женщины, увеличившие себе грудь, в три раза чаще совершают самоубийства. Интересно, мама об этом знает? Может, она передумает, если узнает… Я должна ей рассказать, обязательно. И вообще, поговорить нормально, спросить, зачем ей это все. Только смогу ли я? Как я буду обсуждать с мамой ее грудь… даже не представляю. Но я правда хочу это сделать. Хочу, чтобы все стало хорошо.
— Ну что, пойдем домой?
Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Пятна густых теней от зданий и аттракционов стали почти неразличимы. Легкий ветерок ласкал кожу. Посетители, то сближаясь, то отдаляясь, некоторые — держась за руки, некоторые — окликая друг друга по имени, неуклонно двигались в сторону выхода из парка.
— Мидорико, ты успела все, что хотела? — спросила я.
Она стояла с картой в руках и сосредоточенно проверяла, не пропустила ли какой-нибудь интересный аттракцион. Не отрывая взгляда от карты, девочка несколько раз кивнула, и мы потихоньку направились к выходу, слившись с редеющим потоком людей.
По правую руку на фоне потускневшего лазурного неба с желтоватыми разводами показалось колесо обозрения. Я задержала на нем взгляд. Казалось, что кабинки не двигаются вовсе, но на самом деле это, конечно, было не так. При виде того, как плавно, будто боясь оставить следы в небе, во времени или в человеческой памяти, вращается колесо, у меня защемило сердце. Мидорико встала рядом. Она смотрела в ту же сторону, что и я. Через некоторое время она похлопала меня по руке, а когда я обернулась, показала на колесо.
— Хочешь туда? — спросила я, и она энергично кивнула.
Когда мы подошли к аттракциону, перед входом ждали своей очереди две парочки. Подплыла свободная кабинка. Парень забрался туда первым, потом подал руку девушке, и та ловко запрыгнула внутрь, придерживая разлетающуюся юбку. То же самое повторилось и с другой парой.
— Ладно, Мидорико, ты иди, а я буду ждать вон там, возле ограды, — сообщила я и уже собралась отойти, но Мидорико замотала головой.
— Ты чего? — удивилась я.
Девочка показала рукой на колесо, а потом выразительно посмотрела на меня, видимо предлагая мне присоединиться.
— Я — туда?!
Мидорико решительно кивнула.
— Но я же говорила, меня на аттракционах мутит… даже на качелях. Сразу голова начинает кружиться, — оправдывалась я. — Еще и высоты боюсь. Например, я никогда не летала на самолете. И не собираюсь. Мне и так хорошо.