Читаем Летние истории полностью

- Вы только посмотрите на него, - осуждающе покачал головой Боря, мало того, что он без колебаний променял друзей на юбку, пусть даже и приятную во многих отношениях, он еще и ведет себя так, словно это в порядке вещей. Я предлагаю учинить ему обструкцию.

- Лучше кастрацию, - вступила в беседу Света, - чтоб не повадно было.

- О, хорошая мысль. Дим! У тебя ножа поострее не найдётдется?

- Что? - изумлёенно спросил Дима.

Страдзинский сдержанно улыбнулся.

- Нет, друг мой, отмолчаться тебе не удастся. Так что, ты лучше оставь свой циничные ухмылочки, и рассказывай, чем занимался эти четыре:

- Пять, - вставил Илья.

- Правильно, пять дней. Причем рассказывай во всех подробностях, возможно, найдутся какие-нибудь смягчающие обстоятельства. Это единственное, что тебя может спасти, если не от кастрации, то хотя бы от обструкции.

- Боря, то, что ты имеешь в виду, называется остракизмом, от древнегреческого острака - осколок.

- Великие знания - великая скорбь. Хватит заговаривать нам зубы учеными словами - рассказывай.

- Боря, что за - говоря учеными словами - вуаеризм?

- Твою мать! А! Нет, вы слышали!? Это я извращенец!

- Ром, да они просто завидуют, - вступилась добрая Анечка, - у Борьки вон, вообще, комплекс неполноценности прорезался.

- Аня, комплекс неполноценности в моем возрасте - почти также непристоен, как энурез. - Боря чувствовал, что разговор приобрел несколько бестактное, даже для Юрьевского, очертания и дальнейшее его развитие будет только умножать дурновкусие. - Впрочем, не в силах бороться с ренегатами и их коллабора 1/4 коллаборационистами я, в знак протеста, ухожу глушить ненависть и презрение вином, - в самом деле, он передвинул себя к краю дивана иё пружинисто направился к стойке.

Вечер летел по давно расписанному сценарию: бильярд, немного выпивки, покер и весёелый трёеп. Наслаждающийся всем этим Страдзинский брал что-то в баре, когда на соседний высокий табурет забралась Анечка и заговорила с той обезоруживающей смесью задушевности и наивности, что исключает всякое сопротивление.

- Ты очень влюблёен? - вкрадчиво спросила она.

- Я!? - Страдзинский был несколько ошарашен, - да нет, умеренно.

- А ты очень расстроился, что Люба уехала?

- Совсем не расстроился. Я от нее слегка устал, - Рома с удивлением обнаружил, что из непонятных резонов говорит правду.

- Почему? - смешала Анечка удивление с разочарованием.

- Не знаю, скучно мне с ней. Понимаешь, она: ну, не знаю, как это сказать: Люба, она, славный, милый человечек, но совершенно не нашего круга, - сказал-таки Страдзинский высокомерную гадость.

- Почему не нашего? Она же начитанная и вообще: - совершенно неизвестно, отчего Анечка решила, что Люба начитана, но, сообщив эту волнующую новость, она вдруг разозлилась, предчувствуя крушение своих заботливо составленных романтических бредней. - Да выдумываешь ты все! Просто боишься увлечься!

- Вполне возможно. Слушай, пошли обратно, а Стас меня сейчас ёукусит.

- Ничего, ему полезно, - обиженно проговорила Аня.

- Да?..

- А она тебя любит? - Аня вдруг перестала обижаться.

- Вроде, да.

- Везет тебе.

- Да брось ты. Любой мужчина моего возраста превосходно знает, как влюбить в себя девушку, по крайней мере теоретически. Мне, правда, всегда не хватает целеустремлёенности - она вообще в число моих пороков не входит.

- Пороков?

К стойке, не выдержав характера, подошел Стас, прихвативший с собой для прикрытия Борю.

- Ну, если это и достоинство, то больно суетливое, до порочности.

- Перестань морочить мне голову! - возмутилась наконец Аня, - это ты не целеустремленный? Ты вообще хоть немного слушаешь, что несёешь!?

- Ладно, ты приперла меня к стенке, придется признаться, - Рома таинственно понизил голос, - раскрою тебе эту жуткую тайну (как там у Довлатова?): я человек порядочный, и признаюсь в этом без всякого стеснения, потому что порядочных людей женщины не любят.

- Это тебя женщины не любят!!? - вскричала она.

- Анечка, солнышко, ну с кем ты разговариваешь? - ласково спросил Боря, - человек пребывает в состоянии эротической эйфории.

- При чем здесь оргазм?

- Примитив ты все-таки Ромка:

- Кстати, - придумал реплику Стас, - Тонька послезавтра приезжает.

- Да? - радостно спросил Рома, - с маленьким?

- Куда она сейчас без него?

- Ой, а ты маленького видел? - расцвела глазами Анечка, - а сколько ему уже?

- Месяца четыре, что ли?.. - неуверенно сказал Стас, вынырнув из арифметики.

- Муж тоже приедет?

- Нет, кажется одна.

- Так я его ни разу и не видел, - улыбнулся Рома.

- Ничего интересного, - подошедший к стойке Илья опустил на нее стакан и провернул его в руке, - бык быком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее