Летние истории

Мечась в жару, я спрашивала себя: может быть, мне стоило ей так и сказать? Но слова на ум не шли. У нее были хрупкие плечи, тонкие белые руки. Сведенные вместе коленки, маленькие, будто детские. Когда я смотрела на нее, облекать в слова то, что я думала или чувствовала, казалось чем-то неправильным. Может, надо было все же сказать: «Я очень хорошо понимаю, о чем вы»? Но что это изменило бы для нее? Подперев своей тоненькой, как у ребенка, ручкой щеку, Юрико Дзэн вглядывалась в вечерний сумрак. Нет, подумалось вдруг мне. Нет, все не так. Не как у ребенка. Юрико Дзэн, которая сейчас передо мной, на самом деле ребенок. Конечно, ведь она была еще маленькой девочкой, когда слышала стук дверей, закрывающихся за темными силуэтами, и скрежет холодного ключа в замке автомобиля; когда в ее глазах отражались облака, мирно проплывающие высоко-высоко в небе за стеклом задней двери, незаметно меняя очертания.

Издали доносится детский смех. Можно разглядеть крошечные ребячьи фигурки. Неужели это и правда один и тот же мир — здесь и там? Интересно, о чем думают травинки, растущие на берегу? Всю жизнь, с самого рождения на одном месте… не двигаясь… А о чем сейчас думаю я? Вглядываясь в даль, Юрико Дзэн вспоминает луг, куда ее однажды за руку привела мама. Терпкий запах трав бьет в нос, Юрико Дзэн наклоняется и рассматривает каждый сверкающий листик. «Чем, чем ты отличаешься от меня? — едва не касаясь их губами, спрашивает она у одного, второго, третьего неизвестного растения. — Тебе больно? А мне больно? Что вообще такое “больно”?» Ответа нет, лишь ветер разносит ароматы. Наступает темная ночь. На тропе, которая ведет в лес, еще темнее. Юрико Дзэн протягивает маленькую ладошку, мягко берет меня за руку, и мы вместе отправляемся по этой тропе в самую глубь леса. Вскоре перед нами появляется хижина. Юрико Дзэн тихонько заглядывает в окно. На лице у нее отражается облегчение, одними губами она подзывает меня поближе. Затем прикладывает палец ко рту и с нежностью качает головой. В хижине спят дети. Спят сладко, закрыв глазки и прижавшись друг к другу. Их животики мерно вздымаются и опускаются. «Никому больше не больно, — улыбается моя спутница. — Тут нет ничего: ни радости, ни грусти, ни прощаний», — добавляет она. Потом отпускает мою руку. Отворив дверку хижины, скользит внутрь. Осторожно укладывается на пол между спящими детьми и медленно закрывает глаза. Боли больше нет, больше никому не больно, вытянутые ноги Юрико Дзэн постепенно уменьшаются, я наблюдаю за этим не моргая. Купол сна, окружающий детей, с каждым моим вдохом становится все толще, и маленьких обитателей хижины ласково окутывает теплая, влажная темнота. Больше никому, никому-никому не больно… И тут раздается внезапный стук. Кто-то колотит в дверь. Сильно, уверенно, через равные интервалы. Этот звук раскачивает хижину, летит дальше в лес мимо тысяч, нет, десятков тысяч стволов, и охватывает весь лес. Неизвестный целеустремленно продолжает стучать в дверь, будто забивая тупые гвозди в промежутки между паузами. Стук этот словно отдается по всему миру звоном колокола, который может возвещать только об одном. Хижина качается из стороны в сторону, мои веки дрожат, и я мысленно кричу: «Хватит! Хватит, не стучи, не буди меня!» В следующий миг я ощутила, как ходит ходуном моя грудная клетка, и поняла, что проснулась. Я открыла глаза, и взгляд уперся в привычный абажур на потолке. За окном было светло, но какое было время суток, я не понимала. Зато поняла, что звонит телефон, и, дотянувшись до него, увидела на экране имя: «Дзюн Айдзава».

— Алло, — произнесла я после короткого выдоха.

— Нацумэ… — послышался голос Айдзавы.

Голос Айдзавы, произносящий мою фамилию. Почему он меня зовет? Пространство между черепом и мозгом было словно залито чем-то липким, парализующим. Я медленно вдохнула и выдохнула, несколько раз моргнула. В правом глазу движение отдалось болью.

— Температура, — сказала я, — у меня была температура. Долго.

— А сейчас? — встревоженно спросил Айдзава.

— Сейчас уже, наверное, нет, я спала, и… Слушайте, а какой сегодня… Который час?

— Я вас разбудил? Простите меня. Сейчас утро. Без пятнадцати десять. Поспите лучше еще, до свидания.

Я что-то промычала в ответ.

— Вы были у врача?

— Нет, как-то сама обошлась.

Сердце продолжало колотиться, но руки и ноги постепенно обретали чувствительность.

— Разводила себе изотоник, — объяснила я.

После этого Айдзава стал меня расспрашивать, не тошнит ли меня, например, но я с трудом понимала его вопросы. Вместо их смысла голову мою наполнял его голос. Голос, который я так давно не слышала, от которого по коже бежали мурашки. Когда мы виделись в последний раз, вокруг так красиво зеленела молодая листва. Значит, это было в конце весны, а сейчас уже лето. С тех пор Айдзава много раз писал мне в почту и в Line, но я постепенно перестала ему отвечать.

— Думаю, я уже в порядке. Просто надо было отоспаться.

— Если что-то будет беспокоить, обязательно покажитесь врачу, — посоветовал Айдзава.

На несколько секунд повисло молчание.