Летние истории

Стас отчего-то чрезвычайно любил излагать ему свои каннибальские суждения о живописи.

— Кстати, Стас, а кто вчера Анечку провожал?

— Я, — Стасик, отведя глаза, приступил к заинтересованному изучению стены, кажется, даже покраснев.

В паузах, оставляемых скверной отечественной эстрадой, было слышно, как шуршит песком набегающая волна.

От неловкой паузы их спас подсевший бомондный красавец. Рома, не зная, что сказать, опустил взгляд на цветастый спортивный костюм Павлика.

— Симпатичный костюм, — ткнул он пальцем.

— Да: стаёрье. Я иногда его надеваю для тенниса.

— Так ты с тенниса!? Кто там из наших?

— Боря подошел.

— И как сыграли? — злорадно поинтересовался Стас.

— Никак, он пришел, а я что-то проголодался: — не отрываясь от меню, буркнул Павлик.

"Ну да, такой он дурак с Борькой играть", — улыбнулся Страдзинский, заметив явное разочарование Стаса.

— Это съедобно? — брезгливо ткнул Павел в поджарку. Отсутствие в меню устриц явно его уязвило.

— Вполне, — выплюнул Стас, поднимаясь, — подходите в бильярдную.

Молча уплетая мясо по-милански, Рома посматривал на Павлика, с высокомерной презрительностью ковыряющего поджарку. Каждый кусочек он, кривясь лицом, тщательно и всесторонне осматривал, клал в рот и медленно пережевывал, подозрительно вслушиваясь в ощущения.

"А ведь он несчастный, в сущности, человек, — подумал Страдзинский, Вечно кислая рожа, вечно он фыркает, презрительно щурится и недовольно кривится. Я ведь ни разу не видел его не то что счастливым, но даже довольным!.. Как он живет?.. Всегда изображать, что все вокруг тускло, мелко, пошло, совсем не так, как в его другой, несуществующей, жизни, да еще и жить с этой: "

— Hi! — подошел к столу потный, с огромными мускулами, вываливающимися из майки, Боря. Шумно опустив свои без малого девяносто в кресло, он зычно гаркнул сока, и только тут обнаружился источник хихиканья.

— Борька! — упала рядом с Павликом Ляля, попутно проводя по его руке, отчего тот недовольно отодвинулся, — Борька! Я с тобой больше не играю! 6:0 6:1! Мог бы и поддался девушке!

Боря потянулся, хрустнув чем-то в глубине мышечных наростов, и буркнул: "я и поддался".

Ляля захрюкала и тут же начала глупейшую историю, сводившуюся к утверждению ее знакомства с очень известными людьми, именуемыми фамильярно и ведущими себя почти заискивающе:

-:и тут забегает к нам Сашка, а Пашка:

Неглупый Павел, злившийся до того молча, обнаружив повод, вскипел:

— Я тысячу раз просил не называть меня Пашкой! Пашки на рынке!

Разразилась безобразнейшая семейная сцена, невыносимая, как и всегда, для посторонних.

— Ну ладно, ребятки, вы тут ссорьтесь, а мы пойдем, в билик сгоняем, не стерпел Рома, — Аллочка, сколько там с нас?

Выйдя из кафе, Боря улыбнулся:

— Как говаривал один мой знакомый: "Я был в Каннах и писал с Антониони в соседние писсуары, а потом мы вышли из сортира, и он остался Антониони, а я остался собой", — потом задумался и добавил: ну, это, конечно, если б она говорила хотя бы на четверть правду.

— Как раз на четверть, думаю, так и было.

— А-а: какая разница: было, не было: все равно вранье.

— Никогда не мог понять: зачем это? С Пушкиным она на короткой ноге¼ Не весу же она в наших глазах набирает?..

— Логичное следствие болезненного самолюбия и убогого интеллекта. По сути, Рачкова счастливый человек — помещает себя в мечту и в ней живет. А какая реальность сравнится с мечтой?

— Вот кого мне жалко, так это Павлика.

— Вот уж кого мне совершенно не жалко, так это его! Если уж он во столько себя оценил, то может:

— Да я не об этом¼ ему же от своих комплексов первому и достается. Ты его хоть раз видел в хорошем настроении?

— Слушай, я не Фрейд, чтоб в его комплексах копаться. Если он самоутверждается, строя из себя Байрона, то это его проблемы, и гори он синим пламенем.

— Не любишь ты его, — улыбнулся Рома.

— Господи, а за что же мне его любить!? Павлик своей кислой рожей портит мне отдых уже лет десять, и, ей богу, удави его кто, я бы огорчаться не стал.

— Боб, если честно, чем он тебе так насолил?

— Да: так: Даю три шара форы и по червонцу. Идет?

— Речь о талерах? — Рома решил не настаивать. — Кстати, а где твоя подруга?

— Понятия не имею! — раскатисто громыхнул Боря, обрезая и эту тему.

VI

Страдзинский, молниеносно спустив тридцать талеров, задумчиво пил пиво, не оборачиваясь на стук шаров. Стас забрался на соседний табурет и кивнул бармену:

— Дим, "отвертку", пятьдесят на пятьдесят.

Дима — вертлявый парнишка, собиравший с них четыре пятых выручки, преувеличенно тщательно и торопливо смешал апельсиновый сок с водкой.

— Ну как? — спросил Страдзинский.

— А-а! — безнадежно махнул тот рукой, — с Борькой сегодня дело иметь невозможно.

— Откуда ты прелестное дитя? — обернулся Рома на запах шампуня, смешанный с чуть слышным ароматом юного тела.

— Из пенного прибоя, — ответила Анечка, сверкая черным блеском волос и помахивая пакетиком туалетных принадлежностей, — я принимала ванны в сем отеле скромном, где за пять монет есть телу путника усталого отрада.