Летние истории

— Зачем же ты, прекрасная Венера, свои стопы: — Стас замялся, — э-э-э: в обитель гордую достойнейшего графа? — скромно указал он на себя.

— Неудобно как-то, — отказавшись от гекзаметра и отчего-то потупившись, чуть ответила слышно Анечка.

"Ага!" — подумал Страдзинский, неподдельно заинтересовавшись содержимым своего бокала.

— Черт знает что!!! — к стойке близился озлобленный Илья. — Привет! бросил он Анечке, — черт знает, что такое!!! Не столы, а дерьмо! Я берусь на любом пристойном столе в Москве закатить десять из десяти таких "свояков"! Дима! — набросился он на бармена, — Дима, какого хрена вы не меняете эту рассохшуюся дрянь!?

— Так денег же нет.

— Денег нет! Ну и что с того?.. Налей-ка мне "баккарди" с "колой".

— Ребята, может, еще? Даю всем три шара, а Ромке даже четыре, приблизился, покручивая кием, Боря.

— Изыди бес!

— Может в покер?

— Не, братцы, — покачал головой Стас, — я лучше с Анечкой в биль покатаю, — он заботливо склонился над ней, — может быть, тебе взять чего-нибудь?

— Да нет:

— Может, "мартини"?

Илья бросил быстрый взгляд, а Боря изогнул левую бровь.

Боря, влипнув стритом в Ромин фул, причмокнул, глядя как тот подвигает к себе его сорок талеров.

— Слышь, Страдзинский, давно хотел тебя спросить: вот ты художник, а беретки не носишь. Оригинальничаешь?

— Тут, Боря, видишь ли, все от таланта зависит, все от таланта: с моим можно носить виртуальную, мне свое ремесло подчеркивать незачем.

Илья тем временем поглядывал на парочку, негромко переговаривающуюся через бильярд. Собственно, угощать и развлекать Анечку было занятием общепринятым, да и в покер Стас просадил уже изрядно. (Каждое лето, приезжая полным радужных надежд, Стас проигрывал несколько сотен и, объявив их мошенниками, больше благоразумно не играл.) Мучаясь загадкой, Илья все же больше склонялся к "нет".

Боря, напротив, склонялся к "да", не слишком, впрочем, заинтересованному. Что до Ромы, то он задавался только одним: "да" или "совсем да"?

Играли все трое виртуозно — многолетний совместный и многозимний раздельный опыт породил недюжинное мастерство.

Однако даже на таком фоне Страдзинский все же выделялся. Он играл осторожно, расчетливо, но в то же время непредсказуемо, едва ли не каждый раз оставаясь в выигрыше. Борю подводило излишнее пристрастие к блефу, а Илье (и не только в покере) мешала страсть к дешевым эффектам.

Лет семь-восемь назад, в начале их картежных баталий, через стол, случалось, проходили весьма чувствительные тогда суммы — теперь же проигрыш или выигрыш затрагивал скорее самолюбие, чем бумажник. Ну и, во всяком случае, и покерные, и бильярдные прибыли, в конечном счете, с избытком оседали в Диминой кассе.

Света и Калью разделились у входа в бар. Он, высокомерно кивнув, двинулся к стойке, она, улыбаясь, (видимо, умело задрапированной полноте) подсела к ним.

— Светлана, только один вопрос, — прочувственно заговорил Илья. — Ты не могла себе найти любовь постарше?

— Ребята, я вас прошу, не трогайте его.

— Без проблем, кому он нужен.

— Здравствуйте. Во что вы играете? — Калью сжимал в руках два бокала с изумрудным ликером — сладкой и липкой пустяковиной.

— В покер, — с тоской ответил кто-то.

— Вы что играете на спички? — указал он на разбросанные палочки разноцветных головок.

— Нет, это фишки, — терпеливо разъяснил Боря.

— А у нас в Ревеле играют настоящими фишками.

— Да ну? — несколько иронично отозвался Страдзинский.

— Послушай, Калью, — вступил в беседу Илья, — а правду говорят, что Ревель теперь культурный центр Европы?

— Это еще не вполне совсем так.

— Калью, а не хочешь с нами сыграть? — Боря, как и всегда, лишних слов не тратил.

— Конечно.

"Да, парень, выйдет тебе это в талеров двести", — подумал Рома.

— Ну, смотри, — ласково сказал он, стараясь не встречаться глазами со Светой, — меня, кстати, Боря зовут.

— Очень приятно.

— Взаимно. Так вот, смотри: с коричневыми головками по талеру, с зелеными по пять, с фиолетовыми по десять, обломанные по двадцать пять. Начальная ставка и минимальный шаг — талер.

— Это очень мало. Давайте хотя бы по пять.

— Без проблем.

"Пятьсот".

— Ты, я смотрю, всерьез за нас взялся, — покачал головой Илья.

После того как Калью попросил напомнить ему порядок комбинаций, Света окаменела лицом, а Рома поднял изумленные брови: "Штука".

Первая же сдача вышла оглушительной: азартный прибал поменял три карты и полез вверх как одержимый, Илья, купивший к паре третьего туза, понимая, что у Калью, почти наверное, тройка, закрыл его на трехсот. Лифляндец, заливаясь идиотским смехом, выложил королевское каре.

Через пятнадцать минут перед ним было навалено спичек талеров на восемьсот.

Страдзинский злился, не понимая, — сам он проигрывал не больше сотни, но происходящее его раздражало.

Калью играл не то, что плохо, а так, что хуже некуда. Его карты были очевидны после первой же ставки; он даже не утруждал себя следить, сколько другие меняют карт, однако, несмотря ни на что, продолжал выигрывать.