Летний ангел

— Нам позвонила женщина, которая бегала вчера вечером по тропе Рюдспорет. Сказала, что за ней следили, кто-то подкарауливал ее, преследовал. Если у вас есть время, поговорите с ней.

— Да-да, конечно. Здесь мы закончили.

Фамилия. Адрес на улице Консисториегатан.

Линда Карлё угощает их ледяным яблочным напитком в кухне своей изящно обставленной двухкомнатной квартиры. Дом построен еще в тридцатые годы, ухожен, покрыт бежевой штукатуркой. Это одно из старейших в городе товариществ собственников жилья, цены за квадратный метр здесь заоблачные.

Они сидят вокруг кухонного стола и пьют, Линда Карлё извиняется за то, что отнимает у них время, но Зак объясняет: их интересует все, что может иметь отношение к совершенным преступлениям.

— Вчера я совершала вечернюю пробежку, — говорит Линда Карлё. — Я вообще много бегаю. В лесу возле Рюда я бываю нечасто. Даже не знаю, что меня насторожило, но вдруг возникло чувство, будто кто-то следит за мной, поджидает в лесу. Я ничего не увидела, но кто-то там точно был. Возможно, мужчина. Или женщина. Уверена, что за мной следили, а когда я побежала, кто-то стал преследовать меня. С таким звуком, словно кто-то полз или что-то волочил по земле, — во всяком случае, я слышала нечто подобное. Но я бегаю очень быстро и успела добежать до парковки.

— Вы ничего более конкретного не заметили? — спрашивает Малин, стараясь придать голосу нотку любопытства.

— Нет. Но кто-то там был. Я подумала, вдруг вам полезно это знать. А что, если преступник живет в Рюде?

— Возможно. Если преступник — «он». И если это был именно он.

— Я так перепугалась.

— Избегайте лесов и парков, — советует Зак. — Бегайте по оживленным улицам, пока мы не разберемся в этом деле.

Линда Карлё не выглядит особо встревоженной. Кажется, даже удивлена тем, что они всерьез восприняли ее испуг.

— На самом деле в такое время года куда приятнее плавать, — говорит она. — В городе немало отличных бассейнов.

Выйдя из дома и направляясь к машине, Зак спрашивает:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Что об этом можно думать, черт побери? — бурчит в ответ Малин.

В управление они возвращаются после двух, наскоро перекусив в «ИКЕА» возле Торнбю; в магазине полно желающих спрятаться от жары и совершить выгодные покупки у дяди Ингвара.[17]

Карим Акбар с потерянным лицом стоит перед компьютером за своим рабочим местом, которое сам себе обустроил посреди общего офисного помещения в добавление к огромному кабинету этажом выше.

— Что его так взволновало? — спрашивает Зак, вытирая пот со лба и отклеивая рубашку от тела.

— Понятия не имею, — пожимает плечами Малин. — Ты заметил, что стало прохладнее? Техникам удалось починить кондиционер.

— Супер! — говорит Зак. — Не больше двадцати градусов.

Карим машет им рукой, приглашая подойти. На гигантском экране монитора открыто два окна: «Афтонбладет» и «Корреспондентен».

Обе газеты поставили вопрос о футбольной команде во главу угла. «Убийца-лесбиянка?» — крупный заголовок в «Афтонбладет» и фотография команды. Текст начинается так: «По словам шефа полиции Карима Акбара, теперь внимание следствия приковано к женской футбольной команде Линчёпинга».

«Корреспондентен»: «Убийство и предрассудки». «…На каком основании полиция решила заняться женской футбольной командой, пока неясно…»

На обоих сайтах приводятся высказывания Пии Расмефог. Она возмущается тем, что команда оказалась в центре внимания без какого-либо конкретного повода, что в преступлениях, по всей видимости, обнаружены намеки на лесбийские отношения и что в женском футболе, по распространенным в обществе ложным представлениям, играют одни лесбиянки. Но самое ужасное, считает Пия Расмефог, — это намек на то, что лесбиянки якобы особенно склонны к насилию. Все это не более чем оскорбительный предрассудок, который царит в нашем обществе.

«Все это показывает ограниченность полиции на всех уровнях», — говорит она в интервью «Афтонбладет».

— Ах ты черт, — восклицает Зак. — Карим, как тебе это удалось?

— Мы сделали один звонок, — говорит Малин. — Из-за нескольких слов, сказанных во время допроса. Мы вовсе не исследуем всю команду. А ты-то что сказал на пресс-конференции?

Малин поворачивается к Кариму, ожидает увидеть его смущение, стыд за чудовищный прокол, однако вид у него мрачный и зажатый.

— Я сказал, что команда фигурирует в расследовании.

— И зачем?

— Они навалились на меня, я хотел дать им хоть что-нибудь, и по идиотской случайности у меня вырвалось именно это. С другой стороны, может быть, благодаря всей этой шумихе всплывет что-нибудь полезное.

К ним подходит Свен Шёман. Взглянув на экран, он не может скрыть улыбку:

— Мы можем выступить с опровержением.

— Никаких дурацких опровержений, — возражает Карим. — Оставим все как есть.

Раньше Малин всегда восхищалась умением Карима обращаться со средствами массовой информации, правильно держаться в свете прожекторов. Но на этот раз… Какой прокол! Теперь о нас подумают, что мы только вчера с дерева слезли.

Гомофобия. Как много мы можем испортить одним только словом. Обнажаются предрассудки, зло набирает обороты.