Мы одновременно оборачиваемся посмотреть на трейлер.
— Понятия не имею. — Занавески закрыты, будто там никого нет. — Может, он директор банка, сбежавший с парой чемоданов денег. А может, он из тех сосунков, до сих пор живущих с родителями, который в итоге свою слабоумную мамашу подушкой придушил.
— Ты так думаешь?..
— Он отмалчивается. Мы тоже молчим. — Па хлопает ладонью себе в грудь. — И он готов за это платить.
— Ты куда?
Па направляется не к нашему трейлеру, а в ангар Жана и Черного Генри.
— Отдам аренду.
Внутри слышны удары какого-то инструмента по бетону. Сквозь открытую дверь внутрь свободно влетают ласточки.
— Доброе утро! — голос па гулким эхом разлетается по ангару.
— Морис…
Жан даже подпрыгивает от неожиданности. Вокруг него стоят открытые ящики. Слева — белые пластиковые бутылки с синими крышечками. Справа — те же бутылки, только уже с этикетками. Халтурка, которую он периодически делает для брата Черного Генри. На подъемнике стоит ослепительно новенький «мерседес», но Черного Генри нигде не видно.
— Эй, Брайан! У тебя уже каникулы? — спрашивает Жан.
— С пятницы.
— Хорошо, хорошо.
Он берет одну из бутылок, одновременно отковыривая овальный стикер с маркировкой.
— Что за товар на этот раз? — спрашиваю я.
— Был майонез из Румынии.
Жан плавно переворачивает бутылку и аккуратно наклеивает стикер на заднюю сторону. Пальцем он крепко прижимает наклейку, а потом разглаживает все пузырьки.
— А теперь это эксклюзивный майонез. Из Пикардии.
В другой руке у него уже следующая бутылка.
— Как дела… — Он хватает ртом воздух, задыхаясь: — С девчонками?
— Норм.
— Да-да. Так все пацаны говорят… — Он делает паузу, вдыхает: — У которых нет девчонки.
Из носа у него торчат две трубочки, которые потом соединяются в полупрозрачном шланге, протянутом над ухом к аппарату. Каждые пару секунд этот аппарат будто бы вздыхает, словно прохудился, и выплевывает из себя воздух.
— Сколько бутылок тебе еще надо сделать?
— Две паллеты, я уже… с субботы вожусь.
— Морис. — Черный Генри вышел из туалета. — Давно не виделись. Жан, пересчитаешь мои инструменты?
Они засмеялись. Единственный шанс па не упасть в грязь лицом — пошутить в ответ. Но его опережает Жан.
— Нет необходимости. Ведь все твои инструменты… уже у Мориса.
Снова взрыв смеха. Па переваривает сказанное, собираясь с мыслями. Жан теребит подбородок, довольный собственной шуткой. Там у него растет родинка, чем-то напоминающая холмик над кротовой норой.
— Черт побери, Жан!
— Что? — Смеяться ему сложнее, чем говорить.
— Давай я тебе эту гадость просто прижгу? Один раз с-с-с-с-ст паяльником — и она отвалится.
Защитным движением Жан быстро подносит руку к шее, чтобы удостовериться, что все на месте.
— Я ему уже сто раз предлагал! — гаркает Генри. — Раз девки у Жана нет, со своей бородавкой он не расстанется.
Теперь вместе смеются Генри и па. Жан мнет коричневый нарост, будто это животное, которое надо успокоить.
— Брайан, если хочешь чего-нибудь выпить…
Он машет в сторону холодильника. В отделе для овощей у них всегда припасен для меня энергетик.
Довольный собой, па потягивается. После удачной шутки он всегда как будто занимает больше места. Генри еще немного посмеивается.
— Кстати, у нас новый съемщик?
— Да, — отвечает па, — вчера заехал.
— Я еще с ним не пересекался, — говорит Жан. — Что за фрукт?
— Ничего особенного. Его, видимо, неожиданно выгнали из дома. — Верхними зубами па почесывает щетину под нижней губой. — Думаю, разводится.
Жан приподнялся на стуле повыше, чтобы увидеть трейлер.
Рико крутится у стола, на котором стоит клетка с хорьками.
— Морис, убери оттуда собаку, — говорит Генри.
— Р-р-рядом! — подзывает па Рико и пронзительно свистит. Пальцем он показывает себе под стул и прижимает пса головой к бетонному полу, пока тот не начинает скулить. Рита поднимает голову, но потом снова растягивается в полоске солнечного света.
— Можно я хорьков покормлю?
— Там есть еще немного… сухой курицы.
Оба хорька встают на задние лапки. Они трясутся, водят мордами из стороны в сторону, толкают друг друга, как будто под их марлевым потолком есть только одно место, куда они могут засунуть свой розовый носик.
Грязным ножом я отрезаю маленькие кусочки мяса и бросаю их в клетку. В этот момент они из вытянутых тревожных колбасок в один миг превращаются в меховые клубочки.
— Аккуратнее с тем ножом, — кричит Черный Генри, забираясь обратно под «мерседес». — С девятью пальцами сложно досчитать до десяти.
Он показывает мне руки: на правой не хватает мизинца. Если я засматриваюсь на это место, Генри всегда превращается в зануду:
— Никогда не хватайся за болгарку с другого конца, парень… Никогда не задерживай оплату… Никогда не думай о бабах, когда тебе надо что-нибудь распилить.
Каждый раз он придумывает новое поучение. Это вполне могло бы сойти за заповеди нашей тмутаракани. А заповедь па тоже начиналась бы с «никогда», а заканчивалась бы «твоя мать». Но у него все пальцы пока что на месте.
— Скажи, Морис… — едко начал Жан, — ты когда аренду собираешься отдавать?
— А, да, — отвечает па и бросает пару банкнот из денег Эмиля на стол. — Вот.