— Такие у меня мальчишки, они просто играют неосторожно, и тогда может случиться такое. Да ведь, Брайан?
Ма активно закивала, побуждая меня повторять за ней.
— Я только хотел его погладить.
— Брайан сейчас же пойдет и извинится перед Люсьеном, на этом, по-моему, весь инцидент будет исчерпан.
— За что это мне извиняться?
Ма притворилась, что не слышала вопроса.
— Послушайте, но вы же и сами знаете, что это не первый раз.
— Эти ваши стажеры, — перебила ее ма, — они считают себя чуть ли не Матерью Терезой, а сами понятия не имеют, как нужно обращаться с моим мальчиком.
— Стажеры работают под постоянным надзором одного из наших сотрудников и могут только ассистировать. К тому же…
Женщина с волосами-сосульками расстегнула манжеты и закатала рукава до локтей.
— Об этом я вам еще не рассказывала.
Было похоже, будто под кожей у нее на руке выросла мышца, как у качка.
— Это сделал Люсьен в прошлый вторник, когда мы его купали.
На руке виднелись четыре длинных окровавленных следа, вокруг которых уже рассасывался желто-зеленый синяк.
— И вот это. Это было чуть раньше.
Второй желтый синяк виднелся у самого локтя, и с него еще не сошла корочка.
— А я работаю здесь уже тридцать два года, так что стажером меня назвать сложно.
Ма расстегнула и снова застегнула замочек своей сумки.
— А откуда мне знать, что это именно Люсьен вас укусил, а не кто-нибудь еще?
— Оттуда, что я вам это говорю.
Женщина с сосульками не отводила от ма взгляда.
— Если бы вы знали, как обращаться с моим сыном, этого бы не случилось.
— Раньше он только иногда мог прикусить, но в последние недели он все чаще кусает до крови. И это еще не считая того, что он щипается. А чем дальше, тем сильнее он будет становиться. Нам необходимо это как-то решить. Мы можем использовать лекарства. Это мы с вами уже обсуждали. Но вы отказываетесь об этом подумать. Мы не можем брать на себя такую ответственность, ведь есть риск, что может случиться что-то действительно серьезное, и риск этот слишком велик. Мы же несем ответственность за всех наших пациентов, — начала она перечислять, загибая пальцы, — за персонал и, конечно, за жизнь и здоровье самого Люсьена.
Ма снова начала рыться в сумочке. Мы, все трое, внимательно за ней наблюдали, ожидая, что же она оттуда вытащит. Это оказался носовой платок. Она зажала его в кулаке. И сумочка снова закрылась.
— И что же? — немного неловко спросил па. Его губы были напряжены и плотно сжаты, общаться он мог только короткими репликами.
— Что вы имеете в виду?
— Какое решение?
— Не надо лекарств, — измученно и очень тихо произнесла ма. — Дома он всегда был спокойным, послушным мальчиком.
— Охотно вам верю, — отреагировала женщина. — Но мы видим только то, как он ведет себя здесь, и принимаем решения исходя из этого.
— Вы меня слышали, — упорствовала ма.
— У нас есть очень хорошие успокоительные. Они улучшат общее самочувствие Люсьена, а значит, окажут положительное действие и на качество его жизни, и на его безопасность. И на других пациентов тоже.
— Нет, — сказала ма так, будто, еще раз подумав, приняла решение. В подтверждение она нервно замотала головой из стороны в сторону.
— Некоторые родители предпочитают ограничить физическую активность, но мы не приветствуем такой подход. Пациенты, которые сидят с Люсьеном за одним столом в столовой, боятся его, так что мы в большинстве случаев сажаем его отдельно. И он сейчас лежит в одной палате с Лиззи, но это очень уязвимая и ранимая девочка. Один раз он уже чуть не укусил и ее.
— Чуть не… — эхом повторила ма.
— Ну, сегодня он не промахнулся.
Женщина посмотрела на меня.
— Это они просто так играли.
— Я только хотел его погладить.
— Брай! — голос прозвучал, словно удар хлыста.
— Но правда! — возмущенно закричал я. — Я хотел его успокоить! Как ты это всегда делаешь!
Женщина с сосульками приветливо мне улыбнулась.
— А какие у вас по этому поводу соображения? — обратилась она к па.
— Ух, да, эм… — Он потер переносицу. — Решения у нас принимает она. Но если бы я решал… — Он поднял руки вверх, как будто сдавался. — Мы Люсьена сюда поместили не просто так. Когда меня не было дома, ей тоже сложно было с ним справиться.
Ма так сильно сжала кулак, что у нее побелели костяшки пальцев.
— Мы бы вам предложили, — сказала женщина за столом, — сначала понаблюдать, как Люсьен будет реагировать на лекарства, а потом подобрать нужную дозировку, чтобы достичь желаемого эффекта.
— Ни за что! — Ма вскочила со стула. — Ничего вы с ним не сделаете! Он мой сын!
— Мы делаем все возможное для вашего сына. Я понимаю, что это непростое решение. Всем родителям нелегко через это проходить.
— Ошибаетесь. — Ма вдруг начала плакать, хотя по ее голосу этого совсем не было заметно. — Мы сегодня же заберем Люсьена домой. И он больше никогда сюда не вернется.
— Я понимаю, что вся эта ситуация выбила вас из колеи. Но вы не можете вот так просто забрать Люсьена.
— Это мой сын! — мы выплевывала слова одно за другим. — Мне решать, что с ним будет!
— Безусловно, потому мы сейчас это и обсуждаем.
Женщина снова повернулась к па.
— Что скажете?