Летний брат

— Ох, Брай, ты все сделал правильно. Но…

— Что но?

— Это ведь не специально?

— В смысле?

— Ну, что со мной он никогда не разговаривает.

— А я что могу с этим поделать?

Па идет вместе со мной к клетке. Я просовываю кролика между прутьев, Рико хватает замороженные уши, намереваясь втащить холодную тушку внутрь. Рита даже не поднимает голову. Я цокаю языком, пытаясь привлечь ее внимание.

— И часто он так захаживает?

Когда я не сразу нахожусь, что ответить, он заставляет меня посмотреть на него.

— Нет! — выкрикиваю я. — Он с тобой хотел пообщаться, я же говорю!

— Да-да, — протянул па.

— Ну что?

— Раз ему так нужно со мной пообщаться, что ж он рвет когти, как только я подъезжаю?

— Я-то откуда знаю.

— А я вот знаю.

— И в чем же дело?

Он качает головой.

— Отцовский инстинкт.

— Рита? — пытаюсь я еще раз. Наконец она поднимает голову.

31

К концу дня вода в миске Риты затягивается какой-то пленкой, там же плавает дохлая муха. Она не пила. Я дергаю за дверь клетки, поднимая шум. По движению обвисшей кожи у нее на животе, там, где соски, видно, как она дышит. Мух, жужжащих у нее над ухом, она не прогоняет.

— Па?

— Чего?

— Кажется, с Ритой что-то не то, — говорю я как можно более буднично. — Она лежит там весь день.

— Это все из-за жары.

Он ударяет по клетке стальным носком ботинка. Потом громко свистит сквозь пальцы, но реагирует только Рико.

— Эй ты, псинка!

Я открываю скрипучую дверку, и па забирается внутрь. Он садится на колени рядом с Ритой.

— Мать твою! Брай, быстро неси воды.

— Вот.

Я хватаю кружку Люсьена и откручиваю крышку. Рита лакает воду, но довольно быстро начинает захлебываться.

— Отойди.

Па вытаскивает ее обмякшее, ватное тело наружу. Он быстро огибает кровать и бросается наискосок в открытую дверь. Внутри он укладывает ее на кресло перед телевизором.

— Мокрые полотенца, — командует он. — Она слишком долго лежала на солнце.

— А может, она какую-то таблетку Люсьена проглотила?

— Не время шутки шутить, Брай.

— Одна закатилась под кровать.

— И что, она их съела?

— Штуки три.

— Да нет, это все жара, Брай. Надо было обратить внимание. А таблетки — это пустяки, ничего от них не будет.

Мы кладем мокрые полотенца ей на живот, па пытается залить ей в пасть еще немного воды, но все проливается мимо.

— Принести вентилятор?

— И ведро воды.

Мы снова намочили полотенца, смачиваем ей шею, живот.

— Обойдется, обойдется, — все повторяет па и трогает ей ухо. — Температура уже спадает.

По лапам проходит судорога. Затем она вздыхает, еще глубже, чем до этого. Я обращаю на это внимание, потому что после этого она дышать перестает. Голова падает в сторону, а из пасти вываливается перекрученный язык.

— Что это с ней?

— Ох нет, ты мой песик, — причитает па, — хороший песик.

Он все так и сидит там на коленях перед креслом.

— Покойся с миром, друг.

— Она умирает! Сделай что-нибудь! — Я толкаю его в плечо.

— Покойся с миром, покойся…

— Ты же не дашь ей вот так умереть? — кричу я в панике. Под задними лапами Риты растекается темная лужа.

— Сделай что-то! Ты должен что-нибудь сделать!

Па гладит ее по животу. Жесткие волосы растут там реже, чем на спине. Он утыкается носом ей в шею, обнимает ее одной рукой, а другой притягивает меня к себе.

— Ох, дружище…

Лужа по капле стекает со стула на пол. Запах такой горько-сладкий, что у меня щиплет в носу.

— Она что, умерла?

Я не знал, что мой папа умел плакать. Он проводит пальцем по завитку шерсти у нее на лапе. Кажется, что мне к горлу приставили булавку.

— Ты дал ей умереть.

— Лучше, чем у нас, ей бы нигде не жилось.

— Это все из-за таблеток.

Кажется, он меня не слышит, заботливо вытаскивая семечко у нее из шерсти.

— Па?

— Животные рано или поздно умирают, Брай. И ты должен дать им уйти. А таблетки эти вообще безвредные.

— Горе нужно хоронить, не затягивая.

Скорее врубаясь в землю, чем копая, па роет своей складной лопатой ямку. Он все время натыкается на камни, которые ему приходится вытаскивать руками. Рубашка у него вся грязная и от пота потемнела.

Теперь, когда Рита умерла, она, кажется, стала тяжелее. Она лежит рядом с ямой, чтобы па мог ориентироваться, насколько большую могилу надо вырыть. Над ухом у нее кружит муха, но я ее отгоняю. Она вдруг стала такой красивой, когда умерла. В глазах больше нет глубины.

Рико обнюхивает Риту. Пару раз толкается носом ей в морду, лает и пугается сам себя. А затем он забирается под кровать к Люсьену.

— Му-ва-ва!

Но даже когда Люсьен высовывает через решетку руку по самую подмышку, Рико не приходит, чтобы ее облизать.

— Я не виноват, — говорю я па.

— Я знаю, Брай.

В моей голове кружатся одни и те же фразы. Больше тут сделать нечего. Рита пришла неожиданно. Я попытался накормить ее травой. И я рассказал па, что она наелась таблеток. Больше тут сделать нечего…

Когда могила наконец достаточна глубока, па пытается отдышаться, опершись на ее край, перед тем как потянуть Риту на себя и уложить на дно ямы.

Первый ком земли пачкает ей шерсть.

— Подожди.

Я снимаю футболку и укрываю ей голову.

— Отлично, Брай.

Он меня хвалит, а кажется, что обвиняет.