Все старались поменьше нас донимать и с расспросами не приставали. Юдит… Уложив Томаса и Лизу, она спустилась к нам, о чем-то спросила. Знает ли Юлия, кто или что… Она еще в шоке, ответили мы. И не знает. Вероятно, память заблокировало, сказал я, как часто бывает в таких случаях. Говорили мы шепотом. А когда Юлия открыла глаза, замолчали. Эмманюель ни о чем больше не спрашивала, Стэнли позднее тоже. Вполне возможно, Юдит рассказала Ралфу, чт'o слышала от нас внизу. А тогда… Возможно, Ралф обосновался подле меня с бутылкой виски, поскольку знал, что Юлия рано или поздно опознает своего обидчика?
Разве только… В висках у меня резко застучало. Разве только Юлия уже была без сознания… Об этом каждый читал в газетах. Украдкой подбрасывают что-то в напиток. Таблетку, от которой девочки быстрее пьянеют. Становятся смешливее.
Я старался не думать об этом и все равно думал. Мужчина — по всей вероятности, взрослый мужчина — наклоняется к бесчувственной тринадцатилетней девочке и… Больной, говорит народ. Такие типы явно больные. Но это не болезнь. Болезнь можно вылечить, во всяком случае лечить. А здесь совсем другое. Изъян. Дефект конструкции. Треснувшую бутылку лимонада изымают из продажи. Вот так надо поступать и с подобными типами. Не лечить. А сразу изымать. Уничтожать всю партию. Не хоронить. Не кремировать. Мы не желаем, чтобы этот прах смешался с воздухом, которым мы дышим.
Я поморгал глазами.
Я глянул вбок, на грузное тело актера. Он сидел, опершись локтями на ляжки и подперев голову ладонями. Через несколько часов мы уедем.
— О чем ты, собственно, думал, когда свалил ту девчонку на землю? — спокойным тоном спросил я.
Секунду-другую царило молчание.
— Sorry? — переспросил он. — Что ты сказал?
— Я спросил, какова была задняя мысль. Когда ты собирался пнуть норвежку.
Ралф громко шмыгнул носом. Искоса поглядел на меня. Я ответил на взгляд. Перехватил его, как говорится. Одним глазом, конечно, но открытым глазом я худо-бедно удерживал его взгляд. Старался не мигать.
— Ты что, дурака из меня делаешь или?.. — Он усмехнулся, но я остался серьезен.
— Такова у тебя стандартная реакция, когда женщина, на сей раз девушка, тебя отвергает? Ты пытаешься ее избить? Пинками отправить в больницу?
— Марк! Я тебя умоляю! Кто, собственно, кого пинал? В смысле сам подумай, как это звучит. Пинками отправить в больницу…
Он снова вроде как скривился от боли и потер колено. Я видел его насквозь: он пытался перевернуть ситуацию и одновременно обратить все в шутку, но не вполне успешно. Я видел по его глазам, подернутым влагой, — будто замерзший пруд, где поверху тонкий слой воды, а под ним лед, твердый как камень. Внезапно я сообразил, когда раньше видел этот взгляд: во время игры в пинг-понг, когда он пробовал гасануть. И в тот раз, когда поскользнулся, в первые секунды, когда никто еще не рискнул засмеяться: он чувствовал только боль и пока не решил, как реагировать.
— Юлия мне рассказала, — проговорил я. — Чт'o ты делал.
При этих словах я смотрел ему прямо в глаза. Сквозь воду смотрел на лед. Проверял толщину.
— О чем ты?
— Ты прекрасно понимаешь о чем, Ралф. Я видел, как ты смотришь на женщин. На всех женщин, независимо от возраста. А сегодня вечером я видел и как ты реагируешь, когда женщины не уступают твоим желаниям.
На этот раз язык тела молчал. Если только не счесть таковым его отсутствие. Не шевелясь, Ралф смотрел на меня.
— Что тебе рассказала Юлия?
— Что ты стянул с нее трусики. И ей это вовсе не понравилось.
— Что? Она так сказала? Черт побери… — Он стукнул кулаком по колену. — Это была игра, Марк! Игра! Мы все стягивали трусы друг с друга. Алекс, Томас, Лиза и она тоже. Она стянула плавки с