Больше мы никого не видели. Все спали. Ралф, возможно, еще бодрствовал, но и он не вышел из дома, когда я завел мотор и мы выезжали с участка.
Я как раз собирался повернуть на улицу, когда в зеркало заднего вида заметил какое-то движение. Притормозил, всмотрелся. Наверху, у лестницы, стояла мать Юдит. Махала рукой. Вернее, жестом просила нас остановиться. В следующую минуту я, по-прежнему в зеркало, увидел, как она спускается по лестнице. Кажется, даже что-то кричит. Но я дал газу и выехал на дорогу.
37
Маленькая гостиница располагалась у горного ручья с водяным колесом. Ниже в долине паслись среди деревьев бурые коровы. Бубенцы у них на шее тихонько позвякивали, толстые шмели с гудением перелетали от цветка к цветку, вода в ручье журчала по камням. На горных вершинах у горизонта там и сям белел снег.
Первый день Юлия провела в номере. Временами просыпалась, просила попить, есть не хотела. В первый вечер я ужинал с Лизой в гостиничном ресторанчике. Она спросила, что случилось с сестрой, и я ответил, что объясню как-нибудь попозже, это связано с тем, что иной раз происходит с подрастающими девочками.
— Ей нездоровится? — спросила Лиза.
На следующее утро я проснулся от дерганья в глазу. Поспешил в ванную, глянул в зеркало. Под веком возникла опухоль размером с яйцо. Кожа века натянулась до предела и цветом напоминала волдырь от комариного укуса, но кое-где с темными пятнами. Высохший желтый гной склеил ресницы. Все болело и дергало — как нарыв на пальце. Необработанный нарыв на пальце может привести к заражению крови и ампутации. Когда давление на сетчатку станет слишком сильным, она лопнет. Гной и кровь под большим давлением в глазнице станут искать выход. Сам глаз к тому времени, считай, потерян.
— Ты должна сейчас же увести Юлию вниз, — шепнул я Каролине. — Я не хочу, чтобы она оставалась здесь.
Я прикрывал глаз банной рукавицей, чтобы жена не видела его.
— Если хочешь, я тебе помогу.
Я покачал головой:
— Ты больше поможешь, если побудешь с Юлией.
Уже много позже — через несколько дней — я задним числом встревожился, что Юлия совершенно не протестовала, когда Каролина с мягкой настойчивостью велела ей встать и одеться.
— Идемте, позавтракаем внизу, — оживленным тоном сказала она обеим дочерям и раздвинула шторы. — День-то вон какой чудесный.
Я лежал на кровати, по-прежнему прикрывая глаз банной рукавицей. Видел, как Юлия со стопкой одежды, которую ей вручила мать, прошла в ванную. Немного погодя послышался шум воды из душа. Через пятнадцать минут вода шумела все так же.
— Юлия! — Каролина постучала в дверь. — У тебя все в порядке? Тебе помочь?
Мы переглянулись. Паника в глазах Каролины, без сомнения, была точной копией паники, какую она прочла в моем единственном глазу. Лиза тем временем перебралась из своей кровати ко мне. Я прижал ее к себе, накрыл ее голову ладонью, а губами беззвучно прошептал:
— Дверь… попробуй дверь.
— Юлия! — Каролина постучала еще раз, потом нажала на ручку. Посмотрела на меня, качнула головой. Нижняя губа у нее задрожала, глаза вмиг наполнились слезами.
— Не надо!.. Не надо!.. — беззвучно произнесли мои губы.
— Папа? — сказала Лиза.
— Да?
— Папа, можно я прямо сейчас позвоню Томасу?
В этот миг шум воды неожиданно утих.
— Юлия! — Каролина поспешно смахнула с ресниц слезы и опять постучала в дверь.
— Мама? — Дверь приоткрылась, но со своего места я не видел лица старшей дочери. — Я готова, — сказала Юлия.