Летний домик с бассейном

Тут-то я и заметил. Пустяковую деталь, не больше. Деталь, которой вначале не придаешь значения. Важность она приобретает лишь позднее. С обратной силой.

Ралф Мейер привстал, опираясь на здоровое колено. Он все еще смеялся, но смех утратил естественность — если вообще был таковым. «А ты берегись!» — сказал он и, поднимаясь во весь рост, нацелил указательный палец на мою старшую дочь. На Юлию.

Юлия взвизгнула: «Нет! Нет!» — и обеими руками схватилась за трусики. Трусики от бикини.

Я видел это совершенно отчетливо. Жест был однозначный. Ралф Мейер чем-то грозил моей дочери. Грозил что-то сделать. Что-то, что уже делал раньше. В шутку, конечно. Подмигивая. Но тем не менее.

Как я уже сказал, всего-навсего пустяковая деталь. Ты что-то видел, но сразу же оттесняешь увиденное на задний план. Вернее, что-то в тебе оттесняет это на задний план. Ты не хочешь так думать. Не хочешь выискивать повсюду дурной умысел. Годами живешь бок о бок с соседом. Приятным соседом. Вежливым. А главное, нормальным. Именно так ты и говоришь полицейскому инспектору, который о нем расспрашивает. «Нормальный мужик, — говоришь ты. — Вежливый. Нет, ничего из ряда вон выходящего я за ним никогда не замечал». Между тем дома у соседа найдены человеческие останки. Принадлежащие, по всей вероятности, четырнадцати пропавшим женщинам. В холодильнике. В саду. И вдруг тебе кое-что вспоминается. Незначительная деталь. Ты видел, как сосед время от времени носил к своей машине мусорные мешки. И укладывал их в багажник. Не после захода солнца и не в иную «подозрительную» пору. Нет, средь бела дня. Даже по сторонам не озирался, когда клал мешки в машину. Делал все в открытую, ни от кого не таясь. Заметив тебя, приветственно взмахивал рукой. А не то заводил с тобой разговор. О погоде. О новых жильцах из дома напротив. Нормальный мужик. «Сдается мне, вы вдруг что-то вспомнили», — говорит полицейский. И ты рассказываешь ему про мусорные мешки.

Реакция Юлии могла означать только одно: Ралф Мейер раньше уже пытался стянуть с нее трусики. Во время игры, в бассейне… тогда я подумал об этом вскользь, но сейчас, на пляже, с Каролиной, спросил себя, не слишком ли поторопился забыть.

— По-моему, ты о чем-то задумался, — сказала Каролина.

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— Да, о том, что ты только что говорила. Об Эмманюель и Ралфе. И о Юлии.

Думал я и кое о чем еще. Как бы реагировала Эмманюель, если бы Ралф стянул с нее трусики? Или Стэнли? Я снова поморгал глазами, но черные пятна пока не пропали.

— Наверно, тебе это знакомо, — сказала Каролина. — Ты мужчина. Как смотришь ты, Марк? Ты иногда смотришь на собственную дочь как на женщину? Женщину, которой она позднее станет?

Я взглянул на жену. И задумался. Она задала мне вопрос. И я не нашел его странным. Вовсе нет. По-моему, единственно правильный вопрос с ее стороны.

— Да, — ответил я. — Не только на Юлию. Но и на Лизу.

У мужчины есть две дочери. С малых лет они сидят у него на коленях. Обнимают его за шею, целуют перед сном. Воскресными утрами забираются к нему в постель, под одеяло. Его дочки. Твои дочки. Ты должен их оберегать. Ты отдаешь себе отчет, что в свое время они станут женщинами. Что они уже женщины. Но никогда не смотришь на них так, как мужчина смотрит на женщину. Никогда. Я врач. Я знаю, что надо делать с теми, кто практикует инцест. Вердикт может быть только один. Вердикт, о котором в правовом государстве говорить нельзя. Но тем не менее единственный.

— Собственно говоря, я имею в виду не это, — продолжала Каролина. — Ты можешь себе представить, как другие мужчины — не ты, их отец, а другие — смотрят на наших дочерей? Или удобства ради ограничимся Юлией? Как взрослый мужчина смотрит на Юлию?

— Будто ты не знаешь. Ведь только что сама сказала. Существуют культуры, где она уже могла бы выйти замуж. И посмотри на Алекса. Эти двое по уши влюблены. Откуда нам знать, чем они вот-вот займутся друг с другом? Или уже занимаются? Я хочу сказать, не стоит ли нам подумать об этом? Алексу пятнадцать. Надеюсь, им ясно, чтó может произойти.

— Дорогой мой, я говорю не о пятнадцатилетних мальчишках. Мне приятно наблюдать, как эти двое — Юлия и Алекс — увиваются друг возле друга. Вчера они держались за руки. Под столом, во время обеда. То есть Алекс, по-моему, немножко мямля, но все ж таки мальчик красивый. Я это отлично понимаю. И на месте Юлии тоже бы понимала.

— И как нам их называть? Взрослых женщин, которые с вожделением смотрят на красивых мальчиков пятнадцати лет? Педофилками? Или есть название покрасивее?

Я говорил смеясь, но Каролина даже не улыбнулась.