— Нет. — Я достал пару банок и протянул одну ей. Она взяла, не касаясь моих пальцев. — А что?
— У тебя все так прибрано, — сказала она. — И от одежды пахнет кондиционером. Ты никогда раньше не пользовался кондиционером.
— А, это… — Не скажешь же ты человеку, что за твоим домом присматривают фэйри. Тебя просто сочтут психом. — Ну, у меня тут типа прибирают.
— Я слышала, ты слишком занят, чтобы прибираться сам, — сообщила Сьюзен.
— Ну да… Зарабатываю на жизнь.
Сьюзен улыбнулась:
— Я слышала, ты спас мир от какого-то проклятия. Это правда?
Я побарабанил пальцами по банке:
— Типа того.
Она рассмеялась:
— И как же ты типа спас мир?
— Ну, в гринписовском смысле слова. Если бы я облажался, мог бы случиться неслыханный природный катаклизм… правда, не уверен, что кто-нибудь заметил бы серьезные изменения еще лет тридцать или сорок: климатические изменения не происходят быстро.
— Звучит жутковато, — сказала Сьюзен.
Я пожал плечами:
— Если честно, меня больше заботило, как спасти свою задницу. Остальной мир уже во вторую очередь. А может, это я просто циничнее стал. У меня сильное подозрение, что я не дал фэйри разнести все к чертовой матери, только для того, чтобы это сделали мы сами.
Я снова сел в кресло, мы открыли банки и некоторое время пили молча. Мало-помалу мое сердце перестало стучать слишком громко.
— Мне тебя не хватает, — буркнул я наконец. — Кстати, и твоей редакторше тоже. Она мне звонила недели две назад. Сказала, твоя статья не пришла в срок.
Сьюзен кивнула:
— Это одна из причин, почему я здесь. Я ей обязана многим — просто письмом или звонком не отделаешься.
— Увольняешься? — спросил я.
Она кивнула.
— Нашла новое место?
— Типа того, — отозвалась она, смахивая рукой прядь волос с лица. — Я не могу пока рассказать тебе всего.
Я нахмурился. Сколько я помнил Сьюзен, она всегда сгорала от страсти раскопать правду и поделиться ею с другими. Да и сама ее работа в «Волхве» стала результатом упрямого нежелания закрывать глаза на очевидные для нее вещи, пусть остальным они и казались ерундой. Она относилась к той редкой породе людей, которые умеют остановиться и задуматься о разном, даже о диком, сверхъестественном, а не отмахиваться от него. Это и привело ее в «Волхв». Именно благодаря этому мы с ней встретились и познакомились.
— У тебя все в порядке? — спросил я. — Ты не попала в беду?
— В общем и целом — нет, — сказала она. — А вот ты — да. Потому, Гарри, я и приехала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я здесь, чтобы предостеречь тебя. Красная Коллегия…
— Послала Паоло Ортегу бросить мне вызов. Знаю.
Она вздохнула:
— Но ты не знаешь, во что ты ввязываешься. Гарри, Ортега — один из самых опасных ноблей Коллегии. Он их военачальник. С начала войны он убил с полдюжины Стражей Белого Совета в Южной Америке, и это он разработал и провернул то нападение в Архангельске в прошлом году.
Я привстал. Кровь отхлынула от моего лица.
— Откуда ты это знаешь?
— Я же репортер, Гарри. Откопала.
Я покрутил в руке банку колы, хмуро глядя на нее.
— Какая разница? Он предложил дуэль. Честный поединок. Если он это серьезно, я приму вызов.
— Тебе нужно знать еще кое-что, — сказала Сьюзен.
— Что именно?
— Точка зрения Ортеги на эту войну не пользуется особой популярностью в Коллегии. Ее разделяет только узкая правящая прослойка. Большинство же тешат себя надеждами на бесконечное кровопролитие. И еще — им очень импонирует идея войны, которая смела бы Белый Совет. Они считают, что, если им удастся раз и навсегда избавиться от чародеев, в будущем им больше не придется прятать свою сущность.
— Но какое это имеет отношение ко всему?
— Подумай хорошенько, — сказала Сьюзен. — Гарри, Белый Совет тоже не в восторге от этой войны. И если у него будет удобоваримый повод положить ей конец, он так и поступит. В этом и заключается план Ортеги. Он убивает тебя, и Белый Совет предлагает мир. Красные даже пойдут на кое-какие уступки, Белый Совет закрывает глаза на смерть одного из своих — и все. Конец войне.
Я моргнул:
— Но откуда ты…
— Гарри, Гарри! Я же сказала: я репортер.
Я нахмурился до боли во лбу:
— Ладно-ладно. Ну, в теории выглядит неплохо. Мне нравится — все, кроме средней части, согласно которой мне положено умереть.
Она слабо улыбнулась:
— Большинство Красных предпочли бы сохранить тебе жизнь. Пока ты дышишь, у них остается повод продолжать войну.
— Пусть подавятся, — буркнул я.
— Они попытаются предотвратить дуэль. Мне показалось, тебе стоит знать.
— Спасибо. Я…
Тут в дверь постучали — довольно громко. Сьюзен вздрогнула и распрямилась, не выпуская из руки кочерги. Я поднялся чуть медленнее, выдвинул ящик из-под столика у кресла и достал пистолет, который держу дома, — старый здоровый «Каллахан Грязный Гарри», тяжелый, словно он весил семьдесят пять тысяч фунтов. Еще я достал оттуда шелковый шнур длиной в ярд и повесил его на шею так, чтобы в любой момент мог сдернуть.
Я взял пистолет обеими руками, навел ствол на дверь и взвел курок:
— Кто там?
— Скажите, Сьюзен Родригес здесь? — спросил из-за двери после секундной паузы спокойный мужской голос.