Епископ и прочие следовали за Ильотом, храня молчание. У них оставалось немного времени, чтобы помолчать — покуда слуги сгрузят клетки с псами, корзины со змеями, пока сведут по трапу рыдающих девиц.
Черный камень был скупо освещен. Стена из грубых едва отесанных блоков уходила вправо и влево от идола, широко расставившего лапищи. На гребне стены, на высоте в полтора человеческих роста горели факелы. Пламя дрожало и рвалось на ветру, треск фитилей сопровождался заунывным пением камней — это ветер обтекал странную скульптуру и будил странные звуки. Монумент изображал существо, стоящее на задних лапах — назвать эти колонноподобные когтистые конечности ногами язык не поворачивался. Голова идола терялась в темноте, туда свет факелов не доставал, рыжие отсветы скупо обрисовывали оскаленные клыки и длинные рога монстра.
В арку между широко расставленных лап каменного чудовища господа прошли на арену. Тень в темном плаще поклонилась:
— Слава Эхерету!
— Слава Эхерету! — милостиво кивнул герцог. — Все готово?
— Слава Эхерету!.. Слава Эхерету!.. — прошелестели спутники Ильота.
— Да, великий, — человек в темном, зажегший факелы на древних стенах, отступил в тень.
На берегу зашумели, что-то с плеском рухнуло в воду, закричали несколько мужчин, с хрипом зашлись лаем запертые псы. Ильот поморщился — шум мешал сосредоточиться. Служение кровожадному Эхерету не терпит суеты.
Несколькими минутами позже привели рыдающих девственниц. Одна была в насквозь промокшем плаще, струйки воды журчали, стекая по ногам.
— Прошу прощения, великий, — объяснил вассал, — немного задержались. Сейчас заканчивают с клетками. Все из-за нее, бросилась в море, выловили.
Ильот улыбнулся.
— Ей не терпится? Что же начнем, Эхерет тоже заждался.
Мокрая девушка была хорошенькая, мокрая ткань облепила стройную фигуру, а личико не портил даже расплывающийся на скуле кровоподтек. То ли моряки неловко задели, когда вытаскивали из воды, то ли после — со зла, что мерзавка нарушает ход церемонии.
— Эту первой, раз она такая резвая, — велел герцог.
Слуги в темных плащах поволокли рыдающую девицу к каменному алтарю, установленному в центре круглой арены. Она вырывалась, визжала, но мужчины в черном знали свое дело, монашку раздели донага и уложили на плоский камень. Запястья и щиколотки прихватили цепями к древним бронзовым кольцам. Ночью в свете факелов металл кажется черным, но Ильот знал, что бронза красная, поверхность колец лоснится, время не повредило чистоте оттенка и гладкости очертаний. Древний народ постарался на славу — алтарь выглядит как новый, хотя установлен сотни лет назад.
Прикованная пленница заходилась в крике, две других, слушая ее тоже выли не переставая, девчонками вторили псы, которых сейчас волокли по тропинке сквозь заросли.
— Прикажете заткнуть ей рот, великий? — предложил слуга.
— Не стоит, Эхерету угодны страдания жертв. Пусть слышит и радуется с нами.
Герцог расстегнул пряжку у горла, черный плащ соскользнул с плеч, Ильот потянул тесемки, расстегивая камзол. О, Эхерет, податель милостей, великий среди слуг твоих нынче потрудится в твою славу! Эхерет — бог из пошлого, рогатый и страшный, тот, которого гилфингиты считают бесом, принимай жертву!
Трудней всего было разуваться. Ильот давно научился не выглядеть смешным в этот момент — что вовсе не легко. Выглядеть смешным ему, великому слуге Эхерета, было запретно, это портило церемонию и после оставалось недовольство. Крошечное недовольство собственной неловкостью смазывало впечатление от ночного служения Тьме. Сейчас Ильот был достаточно опытен, чтобы не срамиться, он разоблачался медленно и спокойно.
Не дожидаясь своей очереди, епископ потянул мантию с плеч, этому легче — он в тени и на него глядят. Сейчас внимание ночных слуг Эхерета сосредоточено на Ильоте и — отчасти — на визжащей монашке. Она ничего не понимает и оттого ужасается. Другая начала извиваться в руках слуг и просить, чтобы с ней обошлись милостиво, она согласна исполнить все, что потребуется… третья, походе, в ступоре, утратила соображение с перепугу. Это хуже для церемонии. Ильот не ошибся, указав слугам мокрую, девчонка оказалась получше товарок.
Ильот позволил камзолу медленно сползти на мелкий гравий арены, и уже собрался стаскивать сапоги, когда с берега донеслись крики. Стеречь черный парусник оставили младших вассалов — тех, чьи заслуги не позволяли пока принимать участие в службе Эхерету. Сейчас парни орали, но их крик был едва слышен за злобным ревом — десятки хриплых глоток надрывались на незнакомом языке. Орали так страшно, что даже монашка на алтаре притихла, подавившись плачем. Еще с берега доносился грохот и лязг.
Ильот оглянулся — его сподвижники выглядели неуверенными, они тоже не понимали, что происходит. Герцог сообразил первым, быстро подхватил пояс с ножнами и крикнул слугам:
— На стены!