Лётные

-- И чего вин ее берегет, тую машинку!-- удивлялся хохол и ругал Ивана "пранцеватым кацапом".

Фальшивую монету сдавать в Тебеньковой было очень опасно: как раз узнают; поэтому с оловянными двугривенными отправлялся обыкновенно иосиф-Прекрасный куда-нибудь в окрестныя деревни, где были кабаки побойчее. Предварительно эти двугривенные вымазывались дегтем или вылеживались в сыром месте, и только когда они принимали вид подержаной монеты, иосиф-Прекрасный пускал их в оборот, причем весь секрет заключался в том, чтобы как можно больше получить сдачи медными. Про эти операции как-то пронюхал Родька Безпалый и сейчас же предложил свои услуги: он брал оловянные двугривенные исполу с большим удовольствием.

-- Что вы мне раньше-то, дьявола полосатые, не сказали?-- ругался Родька, пересыпая на руке фальшивую монету.

-- Ишь ты, зелена муха, какой гладкий: тоже всяко бывает с таким монетом: в другой раз и в шею накладут. А нам что за расчет с острову-то уходить...

-- Да разве я стану их в Тебеньковой менять-то? Тоже и у нас не две головы...

-- Ну, ну, зелена муха, смалкивай...

-- То-то смалкивай... Ведь это фарт {Фарт -- прибыл, фартить -- везет.}!

Как политичный человек, Родька Безпалый совсем не полюбопытствовал, откуда у лётных оловянные двугривенные. Впрочем, кто же скажет на свою голову, да и Родьке это был "один чорт"...

Точно также обойден был и другой щекотливый вопрос, о котором говорил Кондрат: ни Перемет ни иосиф-Прекрасный даже близко не подходили к деревенским бабам и девкам, но зато по ночам на Татарском острове появлялись то Улита, то кривая Фимушка. Деревенские парни, конечно, знали об этом, но не подавали никакого вида, что подозревают что-нибудь, потому что кому охота вязаться за таких пропащих бабенок и срамить себя. Иван обыкновенно уходил куда-нибудь, когда на острове появлялись эти приятельницы лётных.

С Феклистой Иван виделся довольно часто, хотя старался бывать у нея так, чтобы не особенно бросалось в глаза посторонним. Обыкновенно он отправлялся из кабака вместе с Листаром. Придет в избу к Феклисте, сядет куда-нибудь на лавочку и молчит, как пень. О прошлом не было сказано ими ни одного слова, точно это прошлое вовсе не существовало. Только иногда Иван замечал, что Феклиста со стороны следит за ним таким жалостливым взглядом и точно немножко опасается его. Когда Феклисты не было дома, лётный любил заниматься с ребятами, особенно с белоголовой Сонькой, которая напоминала ему его собственное детство, когда Феклиста была такой же маленькой девчуркой и бегала по улице с голыми ногами, в такой же выбойчатой рубашонке.

-- Дяденька, тебя почто лётным зовут?-- спрашивала иногда Сонька, забавно вытараща свои светлые глазенки.

-- А хорошо летаю, Сонька, вот и стал лётный... отшучивался Иван.

-- А кусочки ты берешь, которы мамка на полочку к окну кладет?

-- Нет... другие берут.

Иногда Сонька своими детскими вопросами заставляла бродягу краснеть -- ей все- нужно было знать. Пимка, наоборот, держался с Иваном1= настоящим волчонком и все хмурился; в нем уже проявлялась скрытая мужицкая хитрость даже тогда, когда он смеялся своим детским смехом. Иван понимал, что сойтись ему ближе с Пимкой было невозможно: в этом мальчике, как в капле воды, отражалось то органическое недоверие к лётному, каким была пропитана вся деревня, несмотря на видимую доброту и снисходительность. Этот маленький мужик в незаметных мелочах умел показать свое мужицкое превосходство над бездомным бродягой и давил его своими детскими ручонками. Между Иваном и Пимкой завязалась глухая, молчаливая борьба, совсем незаметная для посторонняго глаза. Мальчик умел во-время обидно промолчать, иногда сосредоточенно ухмылялся про себя, а при случае отвешивал крупную мужицкую грубость.

Раз, например, Пимка накладывал в телегу навоз, что было еще совсем не под силу его детским рукам: Иван взялся за лопату и хотел ему помочь.

-- Не трожь!..-- закричал Пимка и весь покраснел от охватившей его злости.

-- Тебе же хотел помочь... как знаешь.

-- Знаем мы вашего брата, помочников! Тоже выпекался!

-- Да ты что, Пимка, в сам-то деле зря лаешься?

-- Уди от греха... об тебе давно сибирские-то остроги плачут. Кольем вас надо попужать, варнаков. Хлеб чужой только задарма едите. Я вот и Листара в три шеи выгоню... Ишь, нашел себе дружков, одноглазый дьявол.

Феклиста, понятно, не могла не видеть такого поведения Пимки, и к ея сердцу подступала самая глухая тоска, Указать сыну она в этом деле не могла, как не могла обяснить ему все на чистоту. Кривой Листар пробовал по-своему уговаривать Пимку, но из этого ничего не вышло,-- Пимка так "разстервенился", что бросился на старика с палкой и даже ударил его.

-- Осатанел, постреленок...-- добродушно смеялся Листар, почесывая спину в том месте, по которому ударил Пимка.-- Ишь ведь, какое собачье мясо уродилось!.. И что это помешал ему Иван?.. Оказия, ребята, да и только... Глазенки-то так и горят, вот поди ты с ним.

Одним словом, с появлением Ивана в Феклистиной избе началось то "неладное", что отравляло жизнь всем.