Лётные

-- Где был, там нет... Мне бы зелену муху повидать, Дуньку. Весточку принес ей... Месил-месил от Шадрина-то, просто хоть умереть, а нельзя: больно просил "Носи-не-потеряй". Он в Шадрине теперь, в остроге, так наказывал, чтобы Дунька безпременно к ему шла... серчает.

Это известие и обрадовало и смутило Дуньку, хотя она ждала его с часу на час. Она даже не разспрашивала про своего возлюбленнаго, что он и как, а знала только одно: ей непременно нужно итти в Шадрино и повидаться с "Носи-не-потеряй". Иван молчал и только исподлобья поглядывал на иосифа-Прекраснаго, точно сердился на него.

-- Ты чего на меня буркалы-то выворачиваешь?-- спросил иосиф-Прекраеный.

-- А смотрю, где у тебя совесть, у анаФемы. Зачем тогда убегли, дьявола?

-- Известно, не от радости ушли... эк пристал!.. Все Перемет сманивал...

-- Да ведь ты один ушел на трахт?

-- Ну, сначала один, а потом и Перемет пришел... опь и сомустил тогда меня, а то я бы ни в жисть не поддался тебеньковским-то мужикам.

-- Перестань врать. А где теперь Перемет?..

-- Перемет, брат, на казенное тепло перебрался... И прокурат только этот самый хохол!.. Как холода начались, он маханул на Шадрино и прямо к следственнику: так и так, бродяга, не помнящий родства, желаю поступить в острог. Молодой следственник-то, славный такой, ну и говорит Перемету: "Мне сейчас некогда тебя в острог садить -- мертвое тело производить еду, а ты меня обожди -- приеду, тогда в лучшем виде тебя в острог предоставлю". Ну, Перемет и ждал до самых вечерен, а потом забрался в кухню к следственному-то, да там и заснул. Следственник-то приезжает ночью, ему и говорят: "Бродяга вас дожидает, вашескородие".-- "Какой бродяга?" -- "А что даве приходил".-- "Да где он?" -- "Да в кухне у вас спит". Ну, разбудили Перемета, следственник записал его в бумагу и с бумагой послал в острог одного, потому казака не случилось. Перемет и говорит: "Не сумлевайтесь, вашескородие, не заблудимся..." Так и представился сам в острог с бумагой, зелена муха!

-- А много лётных идет в острог?..

-- Идут помаленьку... по двое, по трое идут. Больше-то не видно. Ну, да еще и настоящаго холоду не было: крепятся, которые в полушубках.

-- Ну, а ты как со своей головой полагаешь?

-- Да что полагать-то, один конец...

иосиф-Прекрасный неожиданно захохотал и долго не мог успокоиться.

-- Чего ржешь-то, дьявол?-- спрашивал Иван.

-- Ох, и потеха только была... Ведь я сюда прибег с веревочки, ей-Богу!.. Вот сейчас провалиться!.. Шатался я, шатался по трахту, заморозки пошли, и так это мне тошно сделалось, так тошно: н-на, ложись да помирай. Лист это кругом облетел, птица всякая потянула в теплую сторону, все по своим углам схоронились, одни лётные замешкались. Ни ты человек, ни ты зверь, ни ты птица какая... всем свое место есть, одному лётному земля -- клином. Ах, ты, зелена муха, пошел в первую деревню да прямо в волость и обявился; так и так, мол, иосиф-Прекрасный... А уж в волости-то штук восемь лётных до меня сидело -- кого пымали, кто сам пришел. Ну, нас всех, рабов божиих, на веревочку да к ундеру, а ундер нас и повел в Шадрино... И смех только: нас восьмеро, и такие все орлы -- упаси Боже, а ундер-то один. Мы его, ундера, на смех и подняли дорогой: "Куда ты, кислый чорт, ведешь нас?" Он нас варнаками крестит, а мы хохочем. Только тут уж я вспомнил про Дуньку-то, что ей наказывал "Носи-не-потеряй", ну, развязался и удрал от ундера, а остальные за мной. Ундер-то с палкой за нами гнался верст с пять...

-- Ну, а теперь как думаешь насчет своей глупой головы?

-- К тебе пришел: прогонишь -- уйду, не прогонишь -- останусь.

-- Чего мне тебя гнать: оставайся, коли глянется, только уговор дороже денег -- с кривым Листаром не якшаться.

-- Ну вот, зелена муха, да с чего я полезу к нему!..

-- А от большого ума и полезешь... Этот самый Листар унюхал про машинку-то и все зубы грызет на меня с тех пор.

-- Н-но?

-- Верно... Да ты же, поди, проболтался тогда ему. Ну, да все равно... Листар тогда и баб настроил против Дуньки, и мужиков подсылал на остров, чтобы я Дуньку прогнал. Знает, пес, чем насолить..

Иван сначала был сердит на иосифа-Прекраснаго, потом ему было жаль этой безпутной головы, да и Дунька уйдет -- вдвоем веселее будет горе горевать. Так иосиф-Прекрасный и поселился снова на Татарском острове, как настоящая перелетная птица.

-- Мы еще ребенка у Дуньки крестить будем,-- говорил он.-- Так, Дунюшка... ась?..

-- Отстань, сера горючая...

-- Стосковалась, поди... а?.. А мы вот с Иваном возьмем да и не пустим тебя, ха-ха!.. Может, мы еще лучше твоего "Носи-не-потеряй"... Погляди-ка на меня-то, а?..

XII.

Начались крепкие заморозки. Земля по утрам глухо гудела под ногой, как прокованная полоса железа. На Исети образовались закраины; последняя зеленая травка, топорщившаяся кое-где отдельными кустиками, замерзла, и только одне утки продолжали кружиться на самой средине реки. Перед Покровом выпал первый "гнилой" снежок и через три дня растаял. Сейчас после Покрова Дунька собралась уходить, несмотря ни на какие уговоры лётных повременить еще.