Лето

На следующий день мы ходили в радиалку на озеро Горных духов, мимо Параболы – двух вершин, соединённых перемычкой, которая имеет очень плавные и правильные параболические очертания. Согласно легенде, горные духи заколдовали здесь двух братьев, оставив их охранять сказочные сокровища. Мы попали под дождь, вымокли. На следующий день, 18 августа, пошли по реке Левый Тайгиш к Большому Буйбинскому озеру. Быстрая и бурная таёжная речка бежала, шумела на перекатах, вокруг росли кедры и пихты, попадались на берегу и рябины, жимолость, ольховник. Думали пойти на перевал Восточный, пошли туда, потом из-за отсутствия тропы на карте, плохой погоды и нехватки времени пошли обратно. Думали, что не успеем выйти с гор вовремя, я беспокоилась за бабушку и дедушку. Из-за погоды (дождь и туман) и тропы в буреломе мы шли очень медленно и знали, что потом нам предстоит ещё один перевал. Думали, что можем выйти дня на три позже, чем нас ожидают. 19-го продолжили путь к Большому Буйбинскому по ужасной лесной тропе через бурелом, по колено в грязи, с постоянно насквозь мокрыми ногами. Лил дождь, одежда превратилась в мокрые тряпки. Прояснения не предвиделось, времени катастрофически не хватало, ноги еле шли. Мы замёрзли так, что чуть не околели. Дождь замочил всё содержимое наших рюкзаков, включая спальники и сменную одежду. Мы по колено увязали в болоте перед озером. Около озера встали на стоянку, понимая, что уже никуда не успеваем и проходим меньше, чем мы думали. Нас с Денисом била дрожь, отнимались и побелели пальцы. Мы в муках поставили мокрую палатку, разложили мокрые спальники, включили газ и стали делать еду, которой тоже оставалось мало. Благодаря газу мы согрелись, Анатолий тем временем развёл костёр. Весь вечер мы сушили спальники и одежду. Следующим утром, 20-го, опять пошли в путь. Анатолий сказал, что останется на Безрыбных озёрах рыбачить и не пойдёт с нами дальше через перевал. Людей вокруг в тех местах не было совсем. Мы дошли с Анатолием до Безрыбных, оттуда уже был виден наш перевал (Зелёный), и меня успокоило, что он оказался много ближе, чем я думала. Я боялась, что до него ещё целый день под дождём по бурелому, теряя тропу на курумнике, и что сам перевал может быть почти как Художников. Но дождь перестал, небо стало проясняться, видно было, что перевал близко и, скорее всего, не трудный (1А). Мы простились с Анатолием и пошли вдвоём. Перешли перевал легко, на вершине встретили двух ребят, которые вышли в радиалку с базы на озере Светлом. Спустились до Золотарного озера, потом вместе с ребятами дошли до Светлого. Это огромное озеро, окаймлённое густым кедрово-еловым лесом, лежащее в чаше между покатыми лесистыми горами, над которыми возвышаются два пика – Птица и Звёздный. Там нас накормили на базе и расположили в казённой палатке. Вечером допоздна сидели у костра и слушали песни под гитару, которые пел чудесный мужик – инструктор Аркадий Борисович. На следующий день вышли с базы по тропе до трассы. Мы всё успели вовремя. Погода была хорошая. В то время в Ергаках уже чувствовались признаки надвигающейся таёжной осени. Цвели кровохлёбка и пижма, резала глаза луговая альпийская горечь. Я помню, как шла с палкой по высокой траве и уже не чувствовала спиной рюкзак, всё было подёрнуто первой желтизной, пели птицы, с лиственниц свисал мох-бородач, над рекой стелился туман. Скалы: Сфинкс, Страж, Тугодум, Верблюд – просыпались в рассеянном свете. Я помню, как в день, когда мы спускались с перевала в долину, выпал короткий и пронизанный солнцем дождь, и горы показались мне чудесным горящим садом, пламенеющим предвестием осени, и в этом горящем саду идёт дождь, огонь и дождь встречают друг друга. В этом саду огненными искрами мерцают запонки дождя на лиственницах, молниеносные лучи поджигают бороды свисающего мха, в этом саду стелется речной туман и растёт пьяная черника, и тишина достигает порой невероятного совершенства, и тогда из самого сердца тишины становится слышно далёкое пение. Я шла и играла на окарине, купленной в предыдущем походе в алтайской деревне, и где-то в ветвях звукам окарины отвечали какие-то птицы, быть может пеночки, вьюрки… И я мечтала о том, чтобы остаться там навсегда, стать отшельником, поэтом-шаманом, живущим в горах, играющим по утрам на окарине, разговаривающим с птицами. Мечтала о том, чтобы видеть мир все-гда так, как я видела его в то утро: лёгким, прозрачным словно кристалл, безмятежным, когда между мирами завеса из росы, и только, а Бог невинен, и мы, конечно, свободны.

На участке который день творится что-то странное с воронами. Похоже, воронёнок учится летать, а мать-ворона его контролирует. Воронёнок то сидит рядом с мойкой, то на спиленной яблоне, то бьётся о забор, не в силах перелететь, то пытается забраться на крышу домика, у него не получается, неумело долетает до забора, бьётся о него, перелететь не может, падает на землю. Стоит приблизиться к нему – над головой начинается истошное карканье ворон, кажется, вот-вот мать-ворона глаза выклюет, если подойдёшь к нему ещё на шаг.