Лето

К маме в домик по ночам приходит мышь. Орудует на кухне, оставляет на столе, плите и в нашей посуде маленькие мышиные какашки. Одну из них я недавно нашла в тарелке с кускусом, которым собиралась пообедать. Она плавала там, среди крупы, и, конечно, меня это не остановило. Хочется в лес – собирать грибы, но непонятно, как забраться поглубже с маленьким ребёнком, да и хотелось бы пойти с каким-нибудь опытным грибником. Я знаю все основные грибы, но всегда в себе не уверена, начинается паранойя, вдруг я перепутала, взяла какой-нибудь ложный гриб. Открыла сегодня соцсети и сразу прочла, как человек из давних моих друзей употребляет найденные в лесу мухоморы. Интересный, захватывающий мир грибов, природных галлюциногенов. Трипы, общение с духами леса. Прямо на участке растут мухоморы, даже в лес ходить не надо. Конечно, это всё надо изучать, разбираться. Отчего-то кажется сейчас, что это, пожалуй, интереснее изучать, чем многие другие вещи на свете. В чём надлежит разбираться человеку? Должно быть, в старой рок-музыке и психоактивных веществах. Ещё интересно изучать магию. Уметь определять птиц по их пению. Знать названия всех растений, которые растут в твоей местности. Если сочинять стихи – то такие, от которых может пойти дождь. Или прекратиться дождь. Книги читать особого смысла нет, в основном они пишутся идиотами и для идиотов, кроме детских. Топить печь, смотреть на огонь, изучать насекомых на окне. Слушать мысли вещей, животных, растений. Стать частью стихии, лесным духом, гостем с болота. Видеть то, что недоступно простым смертным. Смотреть на людей и понимать: они другие, я уже не могу быть таким, как они. Я ближе не к ним, а к мокрому камню, на который падают капли дождя. Если люди хотят – пусть приходят: мы можем вместе выпить водки, съесть мухоморов, взявшись за руки полетать над бездной. Говорить всё-таки лучше с камнями, чем с людьми. В наших краях полно камней – гранитные валуны, остатки укреплений Зимней войны. Голое и покрытое мхом, завёрнутое само в себя, гладкое, серое, твёрже костей – слово камня. Я научилась понимать их речь – как глубокую, низкую вибрацию где-то в затылке, медленный дельта-ритм, немое пение из дремучего сна, в котором нет сновидений. Слушаю, как говорят камни, и пытаюсь перевести на русский, но ничего не получается.

Ещё эти: тела деревьев. Иногда они мне кажутся уродливыми страшными выростами, вздымающимися из тела земли. Они сосут что-то гнилое, сырое. Они страшные, как огромные вертикальные бородавки, морщинистые, покрытые корой и мхом, на них тоже растут грибы, развиваются опухоли. Всё избыточно: яблоки на яблонях, которые осыпаются и гниют в траве. Скоро будут везде эти вечные избыточные жёлуди, бесчисленные зародыши, порождённые слепой силой, которые погибнут и не воскреснут, не станут началом новой жизни, нового дерева. Размножение и смерть. Сперматозоиды, бегущие к своей цели, которую достигнет только один. Хищная, страшная красота. Беззвучный крик природы. Детёныши и их матери, молоко, вылизывание, логово, норка. Нежность. Дикий первобытный рай звериных детёнышей. Мама. Звериная, нестерпимая, абсолютная нежность, телесный дремучий рай матери и детёныша в хищном, страшном, кровавом, разрушающемся мире. Разрывание тел, пожирание мяса, растерзание одного животного другим. Неразрушимые узы пищевых цепей. И утробный рай, материнское молочко, тёплый бок мамы, невозможная в мире защищённость, которая и есть Бог. Материнское молоко и кровавая смерть.

Увидела в сети фотографию, сделанную фотографом Джо Нили: красный цветок, внутри которого спят две пчелы, словно обнявшись. Это пчёлы вида Diadasia diminuta; пишут, что они могут спать в цветах. Спящие пчёлы как будто держат друг друга за лапки, спят вместе. Как я сплю с Егором, обнимая его. Они пушистые, обсыпанные комочками пыльцы. Нежность живых существ друг к другу. Столько разных форм жизни, для которых есть нежность и ласка к себе подобным. Ласка не только человека к человеку, но и волка к волку, пчелы к пчеле. Огромный мир с множеством разных форм жизни, в основном не человеческих, где для всех есть место. Место для любви и для вражды. Все объединены. «Мёртвые и живые в одной оскаленной цепи». Вселенская большая любовь – калитка в пустоте, собирающая воедино людей и пчёл, волчат, сосущих молоко матери-волчицы, неоперившихся птенцов, которых кормят из клювика, причудливых насекомых, морских гадов.