– Да. Посмотри на траву и на то, как вытоптали мох. – Я всегда считала ее городской девчонкой, как и я, но сейчас она была в своей стихии, Дилайла Гриффитс, которая проводила лето в северной части штата Нью-Йорк, которая могла распознать клеща, застрелить енота.
Тропа бежала все выше и выше по мере того, как земля поднималась над водой. Воздух был насыщен запахом дикого чеснока, цветущего повсюду в лесной темноте. Он буйствовал над только что засохшими колокольчиками, крапивой и папоротниками.
– Как они вообще сделали тут проход? – воскликнула мама. – Через него невозможно таскать еду и все такое.
– Не думаю, что так было всегда, – сказала я, но тут она схватила меня за руку, и я остановилась.
За густым кустарником показались стена и ворота, выкрашенные в зеленый цвет много лет назад. Я обернулась: ручей уже скрылся из виду, только слабая зелено-голубая вспышка пробивалась сквозь деревья. Я положила руку на старую ржавую ручку. Петли были оранжевыми от ржавчины и наполовину отвалились: я не ожидала, что дверь откроется, и все же она открылась довольно легко.
– Это та самая дверь, я уверена, – сказала мама. – Это граница поместья, Нинс, должно быть… о!
По другую сторону двери воздух был тропический, влажный. Пальма, жимолость, снова дикий чеснок и какой-то запах, я не могла точно сказать какой. Что-то пролетело мимо нас, и я закричала.
– Это всего лишь бабочка, – улыбнулась мама. – Дорогая, разве ты не помнишь?
– Мне здесь не нравится, – сказала я, пожалев о своих словах, как только они сорвались с моих губ.
Сбоку виднелась каменная колонна, а впереди – поляна, что-то светлое, должно быть, вершина холма, – и я оттолкнула маму, потому что не была уверена, от чего именно, но хотела защитить ее, если придется.
И вот – вот оно.
Еще одна стена из крошащегося золотистого кирпича и арка. Плющ, ползучие усики, похожие на растопыренные пальцы. Какое-то каменное животное лежало на боку под аркой, преграждая нам путь.
Мы перешагнули через него, и только тогда я подняла глаза и увидела Кипсейк в первый раз.
– О нет, – прошептала мама у меня за спиной. Она схватила меня за плечо. – О Нина. Мне очень жаль.
Глава 23
Там был дом – это можно сказать точно. Там были стены, окна, двери. Но когда я посмотрела через усыпанный гравием двор, где одуванчики и крапива росли низкой стеной, мне стало холодно. Перед нами, за круглой подъездной дорожкой, вырисовывались очертания чего-то величественного: фасад из золотого камня, усеянный окнами, зубчатая крыша, идущая прямо по верху, и то, что когда-то было прямым портиком из колонн внизу, за которым была огромная дверь, ведущая во двор.
Но в большинстве окон не было стекол, и от портика остались только две колонны, которых должно было быть шесть. Из угла одного из подоконников торчало птичье гнездо, и одна сторона дома, слева, накренилась, что было видно даже невооруженным глазом. Я пошла вперед, хрустя гравием под ногами, вверх по осыпающимся ступеням и под портиком к большой дубовой двери, побелевшей от времени.
– Осторожно, – сказала мама, когда я дотронулась до нее.
Она открылась, и мы заглянули в пустой двор. Природа и здесь, за стенами, выиграла битву: плющ занял всю территорию. Казалось, он втягивает кирпичи и камни обратно в землю, щупальца тянутся вверх, чтобы снова выровнять почву. Мы стояли посреди двора и смотрели по сторонам, как будто были единственными живыми людьми на свете. Как будто все исчезло. В воздухе повисло ощущение запустения.
– Мам, подожди минутку, – сказала я, поворачиваясь. – Я собираюсь заглянуть внутрь. Не думаю, что там безопасно.
– Небезопасно почему? Опадающая каменная кладка – или злые духи?
Но больше всего меня беспокоило, что я что-то чувствовала, как будто кто-то наблюдал за мной. Как будто кто-то ждал меня, спешил что-то сообщить.
– Не надо, я пойду с тобой, – сказала мама. Она взяла меня за руку, и мы вместе пошли через двор.
Мышь, потревоженная нашим появлением, пробежала вдоль стены и исчезла внутри. В глубине двора была дверь, старая и хрупкая, но она все еще была на месте.
На мгновение после того, как я открыла эту дверь, мне показалось, что я права. Кроме всего прочего, рядом с лестницей стояли вешалка для одежды и один резиновый сапог, который теперь служил кому-то гнездом. Там висели ватники и непромокаемые плащи. Я дотронулась до одного – он был потрескавшийся и затвердевший от плесени. На столике стояла чашка. За коридором была длинная комната, тянущаяся вдоль западной стороны дома.
– Какая комната, – сказала мама.