Лето бабочек

Однако наше самое дорогое сокровище находится не внутри дома, а сбоку: это сад, скрытый рай, заложенный моими предками, возделанный и выращенный до тех пор, пока он не стал непохожим ни на один другой. Ананасовые грядки, редчайшие цветы, причудливые деревья, как неизвестные существа, и пьянящий аромат в воздухе. Этот сад наполнен нашими секретами и чудесами. Сад полого поднимается за домом и ведет к лужайке, а перед домом спускается к ручью. За устьем реки и до самого сурового северного побережья, среди болот, расположены оловянные и медные шахты, которые много лет служили источником нашего богатства, но уже давным-давно заброшены, проданы или просто закрыты.

Летом река и море иногда затихают. Тогда в доме тепло и сухо, деревья обнимают его и укрывают в своей тени, а плющ и вьюнок пытаются наклонить дом к земле. Осенью вокруг дома кружат туманы, а ветры пролетают сквозь окна, и мы закрываемся внутри, устраиваясь на зимовку. Мы защищаемся от самых суровых штормов и от холода.

Вот почему прилетели бабочки.

Десять лет – мой мир начался и закончился в Кипсейке. Я не была его узником, я оставила этот кусок земли, который столько раз был нашим; когда мне было восемь, я уже могла плавать на лодке вдоль устья Хелфорда, где река встречается с морем. Я знала приливы лучше своего расписания, знала звуки птиц в лесах, голоса сов и дроздов раньше, чем научилась различать человеческие голоса.

Мой отец зимовал в городе, в дремоте Клуба, занимаясь любой работой, которую, как он говорил, должен был выполнять, чтобы оправдать свое существование, наслаждаясь деньгами моей семьи. Так что получилось, что меня воспитывали две женщины: мама и бабушка. Мама научила меня ходить под парусом, читать, различать голоса птиц. Она научила меня заплетать волосы, и она сидела со мной по ночам, когда я лежала в лихорадке и кричала от ночных кошмаров. А бабушка рассказала мне о бабочках.

Моя бабушка, Александра Парр, была известным энтомологом, одной из великих женщин-ученых поздней Викторианской эпохи. Наверное, она была самым важным человеком моего детства: я обожала ее. Мой отец ее ненавидел, но, конечно, все деньги принадлежали ей, и я думаю, поэтому он так часто уезжал – пока она не умерла, только тогда началось его царствование.

Бабушка была строгая. Ее мать, Лонли Энни, умерла молодой, и ее воспитывал дедушка, священник Фредерик, один из немногих наследников-мужчин в семье Парр. Он, будучи вдовцом, ничего не знал о детях и просто воспитывал ее как мальчика. Она ничего не боялась; мне жаль, что ее дети и внук вообще не унаследовали этого качества. Она считала, что может делать все, что делают мальчики, и она хотела изучать бабочек. Никто до нее (за исключением Безумной Нины, моего самого печально известного предка) в нашей семье не понимал и не изучал их так тщательно.

Ее жажда знаний была подобна безумию. Она была единственной женщиной, которую допустили к известной дарвиновской коллекции в Музее естественной истории. Она была одной из очень немногих женщин, упомянутых в славной истории Энтомологического общества. Ее специальностью был вид Рябчиков, блестящие оранжево-черные бабочки, которые когда-то были широко распространены в Англии, но теперь являлись вымирающим видом. Именно бабушка научила меня различать Серебряную Омытую, Жемчужнокрылую и Болотного Рябчика, научила, как искать их, что они едят, где отдыхают.

Мой сын сделал карьеру на изучении экзотических бабочек тропических лесов: Стеклокрылых бабочек, прозрачных, как дневной свет, радужных морфов, или Оранжевых Дуболистников, которые сидят со сложенными коричневыми крыльями и становятся так похожи на листья, что иногда их просто невозможно заметить, а потом они расправляют крылышки и открывают самый прекрасный кислотно-оранжевый и по-павлиньи синий узор.

Думаю, бабушка бы улыбнулась, слушая меня. Как-то в молодости она отправилась в командировку в Португалию, но я уверена, что ей больше нравились английские бабочки. Они не такие экзотические, но они интереснее. «Рябчиков можно изучать годами, их привычки, маршруты их полетов, их биологию, – говорила она. – Они чудесные маленькие создания. Так зачем нам путешествовать? У нас ведь есть они».

На самом деле, чудесной была моя бабушка. Я очень по ней скучаю, и жаль, что она выбрала такую дорогу. Несколько лет я считала себя ответственной за ее кончину, полагая, что могла бы ее предотвратить, если бы знала о ее намерении.

Когда ты из такой семьи, ты знаешь каждого домашнего, их слабости и причуды. Они живут здесь, в этих стенах, в воздухе – они обвивают дом, как этот плющ. Ты понимаешь их как никто другой. Я точно понимала Парров лучше, чем немногие другие из внешнего мира. Взять, например, историю моей самой необычной родственницы, моей прапрапрапрабабушки, Безумной Нины.