Лето, бабушка и я

Тинатин Мжаванадзе Лето, бабушка и я

Город Хозяйки дождей

Из всех мест, вверенных ей по работе, Хозяйка дождей больше всего любит этот город. Высунувшись с крепкого домашнего облака, сложив круглые руки под обширной грудью, Хозяйка осматривает свои владения — вот он свернулся вокруг тихой бухты, на полустрове, похожем на ладонь в море.

Хозяйка дождей трудится здесь, не покладая рук — перелистывая прозрачную Книгу Всех Дождей, она пробует каждый раз новый рецепт: то легкий моросящий дождик, освежающий лакированные листья магнолий, то многодневный тягучий дождь, заливающий улицы бурлящими потоками, то ревущий ливень, разрывающий звонкие водосточные трубы.

Иногда на домашнее облачко возвращается супруг ее, Ветер, запахивая на лету плащ, и копыта его коня стучат по мостовой, опрокидывая бочки с водой. Вода выливается на город потоками, а бочки гремят по булыжникам, и люди прячутся в домах, прижимая к себе детей и выглядывая в запертые окна в непроглядное небо. Не бойся, говорят они, это гроза, она скоро кончится, и завтра будет солнце.

Иногда смешливые дети Хозяйки дождей и Ветра, улучив минутку, поливают город из лейки, сияя прозрачными акварельными глазами, и солнце растерянно светит сквозь шелестящие струи, и над городом встает радуга.

Когда Ветер уезжает по делам, Хозяйка вспоминает свою молодость и нажимает кнопочку «Дождь для влюбленных». Он льет грустными холодными слезами, отражая фонари, и влюбленные тоскуют и начинают писать стихи. А те, кому повезло найти ответную любовь, идут под этот дождь с большими черными зонтами и ходят, обнимаясь, потому что только уединившись можно понять, кто спасет тебя от холода.

Если Хозяйка не в настроении, она откручивает вентили до предела и идет спать, не считая, сколько ведер и даже бочек воды уйдет в этот раз, и люди смотрят в небо и собираются друг к другу в гости. Покупают по дороге горячий хлеб, завернутый во вчерашнюю газету, прячут его за пазуху и шлепают по лужам, зная, что белье не высохнет, машина все равно грязная, постель сырая, и лучший способ пережить многодневный дождь — собраться возле печки всем вместе и разговаривать о пустяках. На печке жарят кофе в зернах, а потом мелют его в тяжелых ручных мельницах, и этот запах вперемешку с чесноком долетает до спящей Хозяйки дождей, и она вздыхает и переворачивается на другой бок.

Вдоль пустой улицы, похожей на венецианский канал, обязательно бредет одинокий путник, с поднятым воротником и мокрой головой, засунув руки в карманы. И какой-нибудь ребенок обязательно следит за ним из-за кружевной занавески, стоя в теплом доме на подоконнике, и его безмятежная душа вдруг впервые издаст звук осени, отозвавшись на грусть одинокого путника посреди мокрого города, и ему откроется красота свинцового неба, серых гор в дымке и неприветливых волн, источающих запахи йода и нефти.

И когда Хозяйка дождей, спохватившись, забе́гает по облачку, перекрывая вентили, и подсчитывая убытки, и подзывая Ветер для разгона облаков и подсушивания промокшего насквозь города, то окажется, что в нем уже необратимо родился еще один поэт. Он будет писать стихи, рисовать или петь, неважно — именно в дождь происходит это рождение.

Ничего-ничего, ворчит Хозяйка, зато тут все растет, как нигде — смотрите, сколько зелени! Солнце выпаривает влагу, та напитывает воздух, и растения буйствуют, раздуваясь как дрожжевое тесто.

Даже в самых укромных уголках — на крышах, на стенах, заборах, в каменных нишах — нет-нет да и проклюнется отважное крошечное деревце, а уж мхом покрыты все-все старые камни.

Летом Хозяйке работы поменьше — ей хочется лучше рассмотреть небо цвета медного купороса, море цвета собственных глаз, зеленые заросли и белые дома, и вскоре солнце высушивает город до того, что люди устремляют вверх блуждающие взгляды и просят прохлады. И тогда Хозяйка ставит на край облачка много-много ведер и кивает детям, и те с визгом выливают на город теплую воду, от которой шипит асфальт и пахнет мокрыми зонтами и псиной. Молодые девушки берут в руки босоножки и шлепают прямо по воде, запрокидывая головы, а молодые люди сидят под навесами и одобрительно свистят им вслед.

В этом городе, который называется Батуми, я и родилась.

У меня есть мама, папа, брат, сестра. Еще есть дядя, тетя, двоюродные брат и сестра — это самые близкие; и еще есть целая толпа разных дядей и тетей подальше, у них, в свою очередь, есть дети, очень много, они мне все приходятся родней, причем как с папиной, так и с маминой стороны. Но это не главное.

Главное — у меня есть бабушка. Правда, есть дети, у кого и бабушек две, и еще дедушки есть, а у меня — ни одного родного дедушки в живых, родные умерли до моего появления, а двоюродных так много, что они за дедушек и не считаются.