Лето, бабушка и я

— Вот немцы, до чего умные, — одобряла бабушка наши бесконечные стирки носовых платочков, — хотя тазики можно было и побольше сделать!

В деревне Тейка увязывалась за мной к девочкам и слушала все наши разговоры, развесив уши по плечам. Мы не учли, что у нее отличная память и не очень ясное понимание, что потом можно передавать бабушке, а что нет.

— Я с вас три шкуры спущу, — метала громы и молнии бабушка, — эти безмоглые деревенщины только про замужество и говорят, а ты — мало того, что сама слушаешь, так еще и крошку с собой тащишь? Можно такое допустить, я тебя спрашиваю?!

Тейка пряталась от меня за бабушкиным подолом. Мама по случаю выходных и сбора урожая тоже приехала к нам и отругала меня в двойном размере.

— Чему Теа от тебя может научиться, кроме безделья и трепотни?! Чтобы со двора — ни ногой, ясно?

Ах так, я еще и плохо на нее влияю, злобно подумала я и стала племянницу игнорировать. Тейка мучилась и ходила за мной хвостом.

Некоторое время я захлопывала у нее перед носом двери, но с ней отбывать домашний арест все-таки было повеселее.

— Так, сейчас сделаем лук и стрелы, будем играть в индейцев, — придумала я, и мы вместе пошли ломать орешник. Тейка была готова на все, лишь бы я ее простила.

— Теперь надо потренироваться в стрельбе, — оглядела я двор, — нужна мишень!

Найденный кусок картона при помощи угля превратился в отличную стрелковую мишень.

— Куда же его присобачить? — задумалась я. Тейка преданно глядела на меня, держа картон на пузе.

— Вот! Придумала! — осенило меня. — Иди, становись на кучу песка.

Тейка, путаясь в юбке, взобралась на песок и встала, как борец за свободу, вооружившийся транспарантом.

— Ровнее стой! — командовала я. Тейка выпятила живот на полную мощность.

— Так! Готовьсь! — Я натянула лук и прицелилась.

— Стой! — прогремел мамин голос откуда-то с небес. С перепугу я выстрелила и задела Тейкину ногу. Она согнулась, уронила картон и завыла.

— Ого, какая точность, — мимоходом порадовалась я, краем сознания понимая, что мне сейчас влетит от души. Тейка разгонялась не на шутку, слезы синхронно лились в двух направлениях.

Мама оказалась на дереве — она собирала ткемали.

— Я сейчас спущусь, и вай шени брали[12], если ты куда-то дернешься, — предупредила она.

На Тейкин рев прибежала бабушка. Услышав сюжет, она всплеснула руками и запричитала так, что вылезла встревоженная собака и залаяла.

Вся эта шайка гонялась за мной по двору и извергала на мою пустую голову проклятия и угрозы.

— Ты глаз ей могла выбить! Покалечить навсегда! Мозга нет, что ли, совсем?! Если бы я не посмотрела, Господи, что могло случиться! Дебилка!

— Не называй ребенка таким словом! — внезапно встряла бабушка, внося диссонанс. — Сто лет вас учу — все без толку!

— А как ее называть?! — вышла из себя мама. — И какой она ребенок — корова здоровенная! Ребенок — вот он!

И она схватила орущую Тейку.

— Это точно, — согласилась бабушка. — Дети — до пяти лет. А потом — ослы!

— Господи, — опять разъярилась мама, смазывая царапину на Тейкиной ноге, — а если бы стрела в глаз попала?! И надо же, как хорошо стреляет эта… пустоголовая!

— Так не попала же, — хмуро отозвалась я, чувствуя себя изгоем общества.

— Ты еще и язык распускаешь?! — взвились обе женщины и припустили за мной. — Это все оттого, что тебя не наказывает никто!

— Ничего себе — не наказываете! — полезла я на свою яблоню. — Я же не хотела!

— А если ты ее завтра за ногу подвесишь? — развернула фантазию мама. — Эта еще маленькая, не соображает и всему верит, что ты ей говоришь!

— За ногу подвешу? — задумалась я, сидя в укрытии на ветке. — А… зачем?

— Так, надо спрятать все веревки, — застонала мама.

Вечером я, мрачнее тучи, легла одна на тахту и не отвечала на вопросы домочадцев. Они уже остыли, и бабушка пыталась меня задобрить.

— Теперь понимаешь, почему твои кузены с тобой все время ругались? Не у всякого человека есть терпение возиться с теми, кто младше. А теперь ты такое учудила. Злиться не надо, надо головой думать, — шептала бабушка, стараясь вызвать меня на разговор.

Я молчала и клялась себе, что больше никогда в жизни с ними со всеми не заговорю, пусть живут без меня!

В это время мне в ухо задышала Теа. Я злобно отвернулась. Она приникла ко мне и обняла за шею.

— Ты ведь тоже еще ребенок, — вздохнула бабушка. — Хватит дуться, повернись.

— Слава богу, вспомнили, — желчно отозвалась я, и лед был сломан.

Назавтра нам с Тейкой предстояло еще много совместных проказ.

Лето

Только раннее утро дает радость. Чуть выше солнце — и тоска на сердце, как пыльный придорожный камень.

И такое одиночество открывает глаза, что хоть бы ящерица пришла погреться на этот камень, хоть ее цепкие лапки пощекотали бы поверхность.

А что ж я так любила лето, а?